Книга Забытые - Диан Дюкре

На небольшой деревянной сцене появляется рыжеволосая Сюзанна – медленно выплывает из леса, нарисованного на разделенной надвое простыне.

Пробил час, когда голодный лев рычит,Когда волк воет на луну,Пока пахарь сопит,Обессиленный своей работой.Теперь истлевшие угли догорают в очаге;Сова, испуская свой зловещий крик,Призывает несчастья и боль,Память о похоронном саване.Вот ночное время,Когда могилы все разрушеныИ тени каждой души блуждаютПо дорогам кладбища.А мы, феи, порхаемВозле повозки Гекаты[71],Избегая лучей солнца,И, следуя за тенью, как за мечтой,Мы резвимся. Ни одно существоНе побеспокоит больше этот священный храм.Меня отправили вперед с метлой,Чтобы вымести всю пыль за дверь.

Этой песней, которую Сюзанне каким-то чудом удалось запомнить, начинается выступление «Голубого кабаре». Эрнесто сидит прямо, не шевелясь, Педро, устроившийся посредине, старается ничего не упустить. Ева садится за рояль и принимается наигрывать канкан, ставший символом Парижа. Из-за нехватки средств они не смогли распечатать и распространить среди гостей программу, но Ева старалась следовать привычному для кабаре порядку выступлений. Сначала – легкие песенки, для того чтобы публика немного развеселилась, затем – «Сон в летнюю ночь», музыка, которая должна затронуть души. Сюзанна трижды выходит на сцену, стуча своими сабо, отчего, кажется, трясутся стены, и не только в бараке, но и по всему лагерю, где сотни узников прижимаются к окнам своих бараков.

Первым номером выступает трио. Ева играет и поет, Лиза подпевает ей, стоя в центре импровизированной сцены, справа поет и танцует, энергично двигая бедрами, Сюзанна.

Свобода, ты нас предала:У нас решетка и барак,Нас держат в Гюрсе, как собак,Нас, беженцев со всего мира.

Без родины и без судьбы,Одно есть сердце в груди.Считает дни оно в умеВ этой ужаснейшей тюрьме.

Мы ведь не сделали плохого ничего,Хозяйками простыми были.Нас стали в чем-то упрекать,Себя не можем оправдать,Что называется – чужие!

И, как вы видите,Мы знаем много языков.Неужели этого мало, чтобы понять насИ жить в мире без войны?

Над нами властвует Закон Святой Решетки,Питаемся хлеба кусками,Мы вытираемся рукамиИ развлекаемся с мышами.

Все мировые циркиНас будут зазывать.Теперь мы свободны…От безработицы!

Зрители растеряны. У коменданта Даверня, для которого было делом чести позволить узницам выступать без цензуры, под униформой стекают крупные капли пота. Ева знает: если французов не тронет судьба «нежелательных», то встряхнуть их может только одно – ненависть к бошам. Она делает Сюзанне знак, и та начинает исполнять песню собственного сочинения, «Кики-бош»:

На Монпарнасе есть одна девица,Такая милая кокотка, ночей жрицаИ всех художников царица.Расценки хороши, низкий оклад,Почти совсем задаром – и вот вам ее з…

Париж теперь совсем не тот, ох, брось,Когда войну мы проиграли,Там появился новый гость!

Это Кики-бош,Противная, гадкая вошь,В столице его ты найдешь!

Хоть его и не ждешь,Ему всегда все наливают,Хоть ненавидят, презирают,Если к предателям пойдешь –Увидишь, как танцует Кики-бош!

Мы думали, что он вояка храбрый, молодец,Раз пиво наше выдул под конец.Но он совсем уж нехорош,Кики-бош.

Хоть он и сражался с войсками,Боится он парней с огромными носами:Учуют его и съедят с потрохами!Калеки, мулаты и Шломо…Боится он их, как погрома.

Его не увидишь на фото,Не скажет тебе ни словца,Но на танцах ему улыбаютсяВо все лицо.Зовут его Мсье…что ж, «Мсье» налицо!

Это Кики-бош,Наш новый царь ночей на грош.Есть у него фуражка, так что он хорош.На Монпарнасе отдыхает,Пока жизнь ваша пролетает.

Все, от военных до торговцев, давятся от смеха. Эта маленькая полная женщина смогла их зажечь. Аплодисменты не смолкают. Лиза присоединяется к Сюзанне. Благодаря красоте ей удается успокоить публику одним своим появлением. Подруги исполняют песню «Джаз ночного горшка»:

Есть те, у кого украшений полно,Часов золотых и такого всего,Но у меня под тюфяком есть настоящий клад.Он мне и чан, и сарафан,И мне и кран, и океан,И мне и баня, и лиман,Он мне кафтан, он мне тюрбан.И все это – за раз!Ведь, правда, класс?Это мой ночной горшок!Спасибо, что хоть не саван!

Публика возбуждена. Узницы завладели сердцами зрителей, а зрительницы с недовольством замечают, с каким интересом их мужья смотрят на сцену. Если Сюзанна приподнимет юбки еще немного выше, может разразиться скандал. Но Шекспир успокаивает зрителей. Лиза играет волнующую своей искренностью Гермию, хрупкость которой не соответствует силе ее характера. Она решилась хоть ненадолго отдаться любви, от которой у нее помутился рассудок. Она – весна, ей еще предстоит расцвести, раскрыться, чтобы продемонстрировать солнцу свои яркие краски.

Ева играет «Четыре сезона», для каждой артистки – свой образ. Ева – осень, она старается продлить погожие дни, но уже сожалеет о прошлом, унесшем с собой ароматы цветов и сладость фруктов. Дагмара – зима, дерево с опавшими листьями, она внушает спокойствие. Стоя у края сцены, она отбивает ритм ногой: два, три, четыре удара, пение скрипки варьирует от высоких нот беззаботного зяблика до глухого рева оленя в последние дни зимы. Каждая артистка по очереди подходит к краю сцены. Увы, когда пришла очередь Лизы, она поняла, что забыла слова. Она тщетно напрягала память – ей никак не удавалось вспомнить, что же она должна ответить Лизандру. Несколько долгих мгновений Лиза растерянно смотрит на Сюзанну. Мурашки ползут у нее по рукам, она начинает дрожать всем телом. Лиза смотрит в зал. Взгляды, устремленные на нее, парализуют. Впервые на нее обращено столько внимания, и это ей не нравится. К счастью, Лиза встречается взглядом с Эрнесто и все вспоминает. Но эти слова принадлежат не Шекспиру, а ее матери. Теперь они приобретают для нее новое значение. Лиза вдыхает узенькой грудью и позволяет душе произнести священный для нее текст.