Книга Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера 1919-1920 - Хадлстон Уильямсон

Я поехал повидаться с Абрамовыми и Рештовскими, а также заглянуть к Алексу Смагину и его жене.

Прибыла новая партия беженцев с севера, и все разговоры вращались вокруг старых друзей. Однако когда они говорили о своих надеждах и опасениях, подспудно ощущалась неуверенность, но когда Алекс пустил по кругу водку, как он всегда ухитрялся делать, у всех сразу же поднялось настроение.

– Пей до дна! – воскликнул Алекс. – На Рождество – в Москве!

Все достаточно воодушевленно выпили, но сомнение не исчезло.

– А что, если большевики придут сюда? – спросила Муся.

– Не придут, – твердо ответил я. – Мы наступаем на север.

– Мы и до этого наступали на север, – возразила она. – Но что, если они придут?

– С вами ничего не случится, – заверил я. – Мы взяли на себя ответственность за вас всех. Все, что вам потребуется, – это уложить свой багаж.

Она рассмеялась, но в этом смехе был тонкий налет грусти.

– У меня нет багажа, – произнесла она. – Вообще никакого.

Она показала браслет, весь из исключительно искусно расписанных финифтью пасхальных яиц, выполненный знаменитым ювелиром Фаберже.

– Это мой багаж, – сказала она. – Он весь уместится у меня в кармане. Драгоценности – это единственно надежная вещь, которую можно иметь в наше время. Всегда можно поесть, если они у тебя есть. Я храню свои до самой последней минуты. – Она прикоснулась к браслету. – В петроградском обществе был всегда популярный пасхальный подарок, – продолжала она. – У нас у всех были эти вещи. И возможно, его я продам следующим.

Следующие несколько дней я встречался со Смагиными много раз, так как знал, что, как только вернется Холмен, я опять буду очень занят. И действительно, как только он приехал, меня затащили на обед к Сидорину домой, и в тот же день я уехал поездом Холмена в штаб 3-го Донского корпуса в Кантемировке. Мы коротко поговорили с командующим, генералом Ивановым, и попытались спланировать свою дальнейшую поездку. И от нас, как всегда, отделались.

– Сейчас весь фронт в движении, – заявил Иванов.

Штаб корпуса, как обычно, с неохотой отпускал нас на передовую, но в конце концов их удалось переубедить тем, что нам дали дополнительный эскорт из офицера и 15 казаков, и тем же вечером мы отправились на север.

Однако мы задержались на железнодорожном мосту через Черную Калитву, который был ранее взорван и все еще ремонтировался, и, несколько рискуя сломать временную эстакаду, проложенную казачьим саперным батальоном, вручную перетащили через нее поезд Холмена по одному вагону и в конечном итоге на следующее утро остановились на станции Сарпина. Там мы увидели батарею 18-фунтовок, которая примерно три недели назад получила свои британские пушки. Однако, просматривая одну партию снаряжения за другой, мы нашли их в ужасном состоянии. Были утеряны (либо вообще не поступали) все запасные пружины, не было масла для тормозов отката, а самый главный начальник отсутствовал. Командира батареи, видимо, мало интересовало или не интересовало вообще наведение порядка или приведение батареи в боевое состояние, и в результате он был отстранен от руководства.

Штаб 5-й дивизии находился в деревне Сарпина, где мы пообедали с командиром дивизии. Под началом у него было всего лишь 2000 человек, разбитых на группы, воевавших на правом берегу Дона и стремившихся войти в соприкосновение с 3-й дивизией, чей штаб располагался в Павловске. Им было приказано взять Лосево, переправиться через реку Битюг, очистить территорию до Дона и в конечном итоге наступать на Бобров.

Очевидно, Лосево было взято в течение последних двадцати четырех часов, но правый фланг 3-й дивизии как бы повис в воздухе из-за неуверенных действий 1-й дивизии на этом фланге и сообщений о перегруппировке большевистских сил еще далее вправо в районе Бутурлиновки.

Адъютанты Холмена Робертс и Гарольд Уильямс следовали за нами с транспортом, а генерал со Звягинцевым и со мной спешил на машине, чтобы после полудня доехать до Павловска. Переправа через Дон по главной эстакаде – временной решетке из дерева, установленной взамен исходных опор, – стоила нам больших трудов, потому что попался очень упрямый часовой.

– Английский! – твердили мы ему. – Мы – английские офицеры!

Но часовой был либо туп, либо наслаждался неловкостью старших офицеров, потому что отказывался сдвинуться с места, и, лишь когда Звягинцев взбеленился, часовой позволил нам проехать.

Оставив машину в Павловске, мы наутро отправились в Лосево. Штаб 3-й дивизии, однако, опять переместился вперед между Доном и Битюгом, и мы, в конце концов, застали его поздно вечером в Бересово, то есть примерно в девяти милях дальше. Командир дивизии генерал Кривов подробно рассказал нам о своей дивизии.

– У нас очень мало сил, – заявил он, – и вообще нет ни британских мундиров, ни британской артиллерии, ни пулеметов.

Это было обычным делом. Хотя штаб Донской армии одно время утверждал, что имеет под ружьем 100 000 человек, я побывал на всех фронтах и нигде не видел более 3000-4000 человек одновременно на любой передовой, и все были ужасно оснащены.

Кривов в самом деле создал у нас впечатление, что о дивизии никто не заботится из-за ее столь дальней дислокации от станции снабжения. Следующим утром ей предстояло наступать на Осиновку, но наши лошади были слишком изнурены, чтобы добираться на них до фронта для присутствия при боевых действиях. Но из-за ливня и того, что 60 процентов снарядов русского производства не взрывались, бои не принесли успеха. Однако утром мы поехали и встретились с генералом Филимоновым, командиром 2-й пехотной бригады, и генералом Игомоновым, чей полк, 12-й, проводил атаку.

Филимонов, осторожный, слабохарактерный человек, был очень резок в выражениях.

– Мы потерпели поражение из-за провала нашей артиллерии, – заявил он. – У нас никогда не было в достатке снарядов.

Что-то в его критике, конечно, касалось меня по той простой причине, что я был артиллеристом.

Из его окопов можно было разглядеть большевиков примерно в 900 милях по ту сторону низины, но, похоже, ни одна из сторон на тот день не имела каких-либо враждебных намерений, и Холмен попросил вызвать какой-нибудь взвод из 12-го полка, чтоб получить представление о его экипировке. Были продемонстрированы 12 солдат прямо из окопов, и я никогда в жизни не видел столь жалкого зрелища. На всех было только пять пар ботинок, у одного солдата не было винтовки, а у другого винтовка была забита грязью. Одежда висела лохмотьями, у одного не было штанов, и он ходил в кальсонах, и все выглядели заморенными. Как могли воевать так жутко экипированные люди? При столь огромном количестве поступающих в страну британских мундиров в первую очередь надо было одеть их, а не чиновников в штабе или уклонявшихся от отправки на фронт офицеров в Новочеркасске.

Разъяренный Холмен повернулся к своим.

– Мы немедленно поедем в Таганрог и Новороссийск, – произнес он. – И посмотрим, как можно ускорить распределение запасов.