Книга На Фонтанке водку пил - Владимир Рецептер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В чем мистический замысел роковой вести? Кличет она гибель диктора или отдаляет?.. Или всегда по-разному и нам ни за что не узнать?.. Кому подчиняется вестник, скажите?..
И последний вопрос, господа.
На какой глубине подсознания возникает простая подсказка: скажи не тем, а этим, и не тому, а ему?..
О смерти Копеляна артисту Р. позвонил Гай…
О смерти Панкова известил на Невском Стоянов…
Неможетбытьнеможетбытьнеможетбыть…
Можетможетможет…
Низкий поклон.
А с Люлей Шуваловой Стржельчик познакомился во время гастролей БДТ в Сочи в 1950 году. Цвела магнолия, благоухал эвкалипт, называемый в народе бесстыдницей. Стржельчик, которого все называли то Славой, то Владиком, был молод, красив, как Пан, играл романтического героя в «Девушке с кувшином» и все остальные роли героев-любовников. Он оглашал южные вечера страстной декламацией и имел сногсшибательный успех у женщин, как отдыхающих, так и местных.
Разумеется, познакомившись с такой красавицей, как Люля, Владик тотчас пригласил ее на свой спектакль, где он блистал ярче влажнеющих от моря звезд.
Когда действие завершилось, Люля ждала Владика на скамейке, и герой, опьяненный аплодисментами и цветами, сел рядом, твердо веря в скорое развитие событий. Он еще раз победительно оглядел юную москвичку: она была воистину хороша и, получив театральное образование в Нижнем Новгороде, как никто другой, могла оценить его триумф.
Конечно, дело должно было начаться с комплиментов артисту, и Владик ждал, когда они прольются на его белокурую голову. Но комплиментов не было. Молодые люди обменивались общими фразами о Москве, Ленинграде и южной погоде. И тогда, не выдержав, Владик задал Люле прямой вопрос:
— Как вам понравился спектакль?..
Люля заплакала.
Владик был взволнован: такого глубокого сопереживания он не ожидал. Дав Люле воспользоваться платком, он решил ускорить признанье и ласково коснулся девичьего плеча.
— А как вам понравился я? — спросил он, наполняясь настоящей нежностью.
— Это было ужасно! — сказала Люля и зарыдала еще безутешнее.
Стржельчик был совершенно сражен: такой прямоты и решительности суждений он еще не встречал. С этого момента и началась его долгая и счастливая зависимость от Люли и ее авторитетного мнения.
А ее не взяли в Японию! Как хотите, но это было несправедливо.
Может быть, история знакомства Люли и Владика в действительности выглядела не совсем так или даже вовсе не так, и Владик рассказал ее мне, сгустив романтические краски, но я слушал его рассказ в японской столице, и в моем потрясенном сознании она запечатлелась именно такой…
Позже, уточнив год и место действия, я спросил Людмилу Шувалову, так ли это было.
— Примерно так, — сказала Люля, — только я не плакала.
— А Владик сказал, что плакала, — растерялся я.
— Ему показалось, — сказала Люля.
На этом простом примере, вслед за великим Куросавой, легко убедиться, как многогранно прошлое, как дробятся в нестойкой памяти разных героев одни и те же факты и как трудно потом доказать что бы то ни было…
Но, закутываясь в туман версий и разночтений, не забудем о том, что Фудзияма была близка, как сама истина, сияя чуть левее и впереди нашей ежедневной дороги.
Откажемся от доказательств.
Тот, кто увидит Фудзияму, обязан быть счастливым.
Я не был уверен в том, что он — это он. Потому что его заметки о Японии были подписаны другим инициалом. Но фамилия совпадала. И даже если бы он оказался кем-то другим, он все равно должен был быть по меньшей мере из Ташкента. Или из Самарканда. Или из Ферганы…
Короче говоря, я позвонил в посольство, благо дежурный телефон нам всем велели записать на всякий пожарный случай…
Хотя куда уж пожарнее: американцы говорили, что советским летчикам, которые подожгли южнокорейский «Боинг», нужно немедленно предоставить бесплатную поездку по Америке, пригласить в Белый дом и рукой президента приколоть высшие армейские ордена. Они добились такого эффекта, какого не могли бы добиться несколько бригад американской морской пехоты. Раньше японцы хотели освободиться от американского морского присутствия и от их военной базы на острове Окинава. А теперь хотят освободиться прежде всего от нас. И уже во вторую очередь — от американцев.
Итак, я позвонил, и дежурный по посольству откликнулся. Когда я назвал себя, он сказал:
— Как же, Владимир Эммануилович, я вас знаю. Мы с женой видели вашего Гамлета.
— Ну вот, легче разговаривать, — сказал я, — у меня вот какой повод: нельзя ли с вашей помощью узнать токийский телефон корреспондента Рашидова? У меня такое предчувствие, что он — мой земляк, а может быть, даже одноклассник…
Дежурный сказал:
— Ну, это вряд ли, Владимир Эммануилович, он выглядит старше вас.
Я сказал:
— Внешность обманчива, у меня внук есть.
Он сказал:
— Тогда, пожалуй, возраст подходит… А разве вы не ленинградец?
Я сказал:
— Теперь ленинградец, а учился в Ташкенте.
Он сказал:
— Опять подходит… Он оттуда… Его телефон 582-55-47.
— Спасибо… А как его имя-отчество? На тот случай, если это не он?..
— Это вам будет трудно… Его зовут Каххар, через два «ха», Фаттахович, через два «тэ».
— Для меня нетрудно. Я больше двадцати лет жил в Ташкенте. Хотя одноклассника звали не так.
— Рашидов сейчас в отпуске, должен вернуться через пару дней. А вы пока приходите к нам, было бы приятно встретиться, поговорить… Мы тут с вашими ребятами обмолвились о футбольном матче… Хорошо бы в субботу…
— Я-то, к сожалению, в футбол не играю… Но наши играют, я спрошу… А у вас машина есть?
— Я, к сожалению, безлошадный. Но у Рашидова машина есть…
— Дело, конечно, не в этом, но хорошо, чтобы он оказался Ириком…
— Ириком? Ну, тогда вряд ли… А вы все-таки приходите… У нас тут еще свой магазинчик есть…
— Да, я слышал. Кое-кто из наших уже побывал…
— И вы побывайте: метро — серая линия, станция «Комиаго»… Как раз хорошие куртки завезли, мужские, на меху — «аляска»…
— Это интересно…
— Да… И женские пальто тоже есть… У вас размеры с собой?
— С собой.
— Магазинчик у нас — понедельник, среда, пятница, с трех до шести тридцати…
Я спросил:
— А как вас зовут?
Он сказал: