Книга Тень прошлого - Андрей Воронин

Войдя в вагон метро, она устремилась к высмотренному заранее свободному месту в углу и плюхнулась на него, потеснив какого-то плешивого инвалида в соломенной шляпе. Инвалид послушно подвинулся. Вера Степановна утвердилась на сиденье, прижав сумку обеими руками к животу и поставив перед собой сына, чтобы максимально затруднить вагонному вору доступ к деньгам.

Всю дорогу она озиралась по сторонам, подозрительно рассматривая попутчиков. Один из них как нельзя лучше подходил на роль карманника. Длинный, мосластый, коротко остриженный и неимоверно худой тип с состоявшей, казалось, из одних острых костей совершенно бандитской физиономией стоял поодаль, придерживаясь за поручень похожей на конечность скелета рукой, и все время украдкой пялился на мадам Лопатину. Вера Степановна заметила, что с ее места можно наблюдать за этим подозрительным типом, глядя на его отражение в темном оконном стекле. Ее подозрения подтвердились: стоило ей отвернуться, как тип уставился прямо на нее своими глубоко запавшими, как у узника фашизма, глазами. Этот человек на вид был пострашнее десятка Лопатиных, вместе взятых, и Вера Степановна почувствовала себя напуганной всерьез. Ей вспомнился фрагмент какого-то древнего, еще доперестроечных времен детектива, в котором пожилой, но очень симпатичный следователь втолковывал молоденькой свидетельнице, что людям, у которых украли наворованное, некуда даже пожаловаться, и потому они вынуждены жить в постоянном страхе. Умом Вера Степановна понимала это всегда, но теперь это понимание ледяным ножом вошло в самую душу, доставая до кишок и даже глубже…

Жить в страхе она не привыкла и потому резко развернулась, с вызовом посмотрев подозрительному типу прямо в глаза. Подозрительный нехорошо осклабился, устрашающе сверкнув двумя рядами стальных зубов, и отвернулся с таким видом, словно знать ничего не знает и знать не желает. «Зарежет, – подумала Вера Степановна. – Надо будет – зарежет и глазом не моргнет.»

Ее испуг усилился до неимоверных пределов, когда, выйдя из метро, она увидела человека с железными зубами позади себя. Он шел в одном с ней направлении, держась метрах в десяти от нее, и раскуривал сигарету, с самым беспечным видом считая ворон. Отпрыск с недовольным видом волочился рядом с ней, оттягивая руку, за которую был вынужден держаться, как какой-то мертвый груз: поскольку торопились они явно не за компьютером, он не хотел утруждать себя спешкой.

Мадам Лопатина широко шагала по людной улице и, несмотря на жару, обливалась холодным потом, боясь обернуться. Она видела достаточно кровавых фильмов и слышала от мужа и приятельниц массу страшных историй, многие из которых сейчас всплывали в ее памяти, как дохлые рыбы из черной глубины отравленного пруда.

Она хорошо знала цену кажущейся безопасности, которую щедро сулили ей солнечный день и переполненные народом тротуары. На то, чтобы пырнуть человека ножом, много времени не требуется, а на то, чтобы вырвать из холодеющей руки сумку с деньгами и нырнуть в толпу, его нужно еще меньше. Когда ощущение направленного под левую лопатку голубоватого сточенного лезвия сделалось нестерпимым, она собрала в кулак все свое мужество и обернулась.

И, конечно же, позади никого не оказалось. То есть, улица, конечно, по-прежнему была полна народа, но вот долговязый тип с волчьей лагерной физиономией исчез, словно его и не было. На мгновение ей показалось, что в отдалении тускло сверкнула нержавеющей сталью его пугающая улыбка, но в следующий миг оказалось, что это блеснул облупившимся хромом бампер проезжавшего мимо микроавтобуса. Ржавые потеки, протянувшиеся от круглых, как расширенные от удивления глаза, фар к бамперу, напоминали слезы, и со стороны казалось, что машина плачет, умоляя поскорее отправить ее на свалку.

Мадам Лопатина вздохнула с некоторым облегчением, поудобнее перехватила зажатую в руке вялую детскую ладошку и решительно устремилась к уже маячившей в отдалении вывеске работавшего без выходных коммерческого банка.

Тем не менее в полной безопасности она себя почувствовала только тогда, когда вступила в зеркальные двери банка и оказалась под защитой его крепких стен и сидевшего у входа человека в камуфляжной форме, который, по идее, должен был сильно страдать от жары в своем бронежилете, но, судя по его виду, не испытывал никаких неудобств. Мадам Лопатина, впервые почтившая своим вниманием подобное заведение, спросила у него, где здесь можно сделать валютный вклад. Охранник поднял от кроссворда сосредоточенный взгляд и, вникнув в то, чего от него хотели, коротко объяснил дорогу.

Вера Степановна вступила в операционный зал банка, прижимая к себе сумку с долларами и волоча за собой отпрыска. Отпрыск, попав в незнакомую обстановку, оживился было, но, быстро поняв, что это никакой не магазин, снова увял и безвольно тащился за мадам Лопатиной на буксире, как шлюпка за океанским лайнером.

Вежливая девушка за стойкой выразила полную готовность принять у Веры Степановны любой вклад. Некоторое время у них ушло на то, чтобы выяснить, какой именно вклад желает сделать мадам Лопатина, и надлежащим образом оформить все необходимые для этого сложного и ответственного дела бумаги. Наконец наступил момент, когда осталось только вписать в бумаги сумму и отдать деньги в кассу. Лопатин-младший, окончательно утратив интерес к происходящему, слонялся вокруг и всем своим видом выражал готовность снова начать канючить.

– Сейчас, сынок, сейчас, – сказала ему мадам Лопатина. Сказала немного нервно: расставаться с деньгами было страшновато, и вдобавок она боялась, что вот-вот кто-то незнакомый и грозный твердо возьмет ее за локоть и спросит, откуда у нее такие деньги.

– Скажите, – обратилась она к девушке, – а тайну вклада вы гарантируете?

– Как и всякий банк, – с очаровательной белозубой улыбкой ответила та.

«Что ты скалишься, дура, – с раздражением подумала Вера Степановна. – Нельзя разве по-человечески ответить: да или нет?» Впрочем, вслух она этого говорить не стала, подумав с легким смущением, что уж кому-кому, а ей, кассиру, выдающему зарплату работникам культторга, знать такие вещи сам Бог велел.

– Сколько будете класть? – деловито спросила девушка.

Мадам Лопатина, в последний раз быстро оглянувшись по сторонам, назвала сумму. Она ожидала, что у сидевшей за стойкой вертихвостки от удивления глаза выскочат из орбит и закачаются на пружинках, как у персонажа мультфильма, но та все с тем же профессионально-любезным выражением лица вписала сумму в бумаги цифрами и прописью, сама заполнила приходный ордер и протянула его Вере Степановне.

– В кассу, пожалуйста.

Кассирша с неудовольствием посмотрела на груду денежных пачек, часть которых сохранила на себе банковскую упаковку, а часть – те, что рассыпались от удара лопатой, – была аккуратно перетянута черными аптекарскими резинками. Что-что, а этот взгляд был знаком Вере Степановне до мелочей. Это был взгляд человека, ежедневно пропускающего через свои руки миллионы, которые ему не принадлежат, и, более того, вынужденного эти миллионы пересчитывать. Этот взгляд она иногда ловила в зеркале, когда чистила зубы и думала о работе.