Книга Бык из машины - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– …вас там уже ждут.
– Кто?
– Ваши. Извращенчики.
– Наши? – женский смех. – А ты не наш, да?
– Я свой собственный. Вернусь через час. Если что, дверь открывается изнутри.
– Достал ты с этой дверью! Помним, не в первый раз…
– Развлекайтесь.
Лязг двери. Шаги.
– Ха! – объявила женщина. – Нас и правда ждут!
«У тебя дурное предчувствие?» – «Ты снимки видел? Член Полифема видел?» – «Задолбал этот придурок…» – «Принести тебе водки?» – «Поглядим, так ли он хорош…»
Питфей
Поверхность пруда кипела.
Это был истинный карнавал, фейерверк красок, танец гибких тел, подобный тем трехдневным вакханалиям, которые устраивают зимой в Элевсине – не в клубе, разумеется, а в пригороде Кекрополя. Красное и черное на белом. Красное и белое на черном. Мраморные разводы на желтом. Сетчатый узор на синем. Червонное золото. Платина. Уголь, крем. Бирюза. Серебро. Вольнодумец, Питфей игнорировал строгие правила, негласно принятые в среде эстетов-рыбоводов. Парчовые карпы, населявшие его пруд, были всех возможных расцветок – и даже двух-трех невозможных, способных довести иного мэтра селекции до инфаркта.
– Все, последняя порция. И хватит с вас…
Старик бросил в пруд горсть размоченного ячменя, улыбнулся, любуясь рыбьим столпотворением, и добавил еще одну горсть. С завтрашнего дня Питфей собирался отменить вечерние кормления. Осенью, едва начинало холодать, он переводил карпов на двухразовое питание: утром и в полдень. Раньше, когда Питфей только обзавелся садовым прудом, сделав труднейший выбор между мягкой гидроизоляцией и бетонной основой, Эфра предлагала свои услуги: дочь боялась, что во время периодических отъездов отца рыбы сдохнут от голода.
«Не волнуйся, – объяснил Питфей дочери. – Мои красавцы прекрасно обойдутся без еды неделю-другую. Более того, голодание им на пользу. В крайнем случае, заморят червяка: в пруду со дня на день заведутся насекомые. И наконец, если бы я попросил кого-то кормить моих карпов, я бы обратился к садовнику, а не к дочери. Я же вижу, ты не получаешь от кормления никакого удовольствия.»
Ну и что, удивилась дочь. Я могу кормить их без удовольствия.
«Без удовольствия пусть их кормит садовник. Ему за это платят. Тебе и так найдется чем заняться без удовольствия.»
Да уж не сомневаюсь, кивнула Эфра. С тебя станется.
В ее ответе Питфей услышал намек на кое-что давнее, незабытое, но, как ему казалось, прощённое. Ночью он мучился бессонницей, размышляя, так это на самом деле – или он, старый дурак, просто расчесывает до крови зажившие болячки.
– Ах вы жадины! Ну хватит, доедайте…
От Мефаны ползли тучи, обещая ливень ночью. Северо-восточной оконечностью Трезенская область глубоко вдавалась в море, и море, раздраженное таким бесцеремонным вторжением, платило Трезенам резкими переменами погоды. На западе багровел, купался в сиреневой дымке край солнца, спустившегося за горизонт. Мир дышал покоем, зная, что покой ненадолго, а значит, надо радоваться тому, что имеешь. Радуйся, сказал себе Питфей. Не умеешь? Учись. Должно быть, уходя в покой вечный, ты если и пожалеешь о чем-нибудь, так о том, что не научился радоваться…
– Папа? Вот, смотри…
Сперва он услышал крики. Жуткие, бьющие по нервам вопли пытуемого человека. И только потом увидел Эфру, идущую к нему от дома с планшетом в руках. Кричали в динамиках планшета – слишком слабых, чтобы полностью передать чужие мучения. Да и Эфра, к счастью, приглушила громкость.
Могла бы отключить звук совсем, с раздражением подумал Питфей. И укорил себя за несправедливый упрек: нет, не могла. Таким образом дочь издалека сообщала отцу, что собрала по его просьбе необходимые материалы. Да и запись… Крики были знакомы Питфею. Проклятье, они были знакомы любому человеку от мала до велика, кто регулярно пользовался домашним компьютером, планшетом, вайфером – или хотя бы телевизором, подключенным к сети.
– Вот, – сказал Эфра, разворачивая планшет дисплеем к отцу.
По дисплею катилось огненное колесо. Менялся пейзаж, берег моря уступал место оливковой роще, роща – скалам, скалы – оживленному проспекту, крышам домов, беговым дорожкам стадиона, но колесо в любом случае не выкатывалось за пределы дисплея. Горел обод, спицы, ступица. Языки пламени извивались, вздрагивали, лизали пространство вокруг колеса. Не только пространство – на колесе был распят голый человек. Мужчина лет тридцати пяти корчился в огне, изрыгая бессвязные вопли. Кто другой уже превратился бы в обугленный скелет, дочиста обглоданный пылающей, вечно голодной бестией. Да что там скелет! – одного вращения, бесконечного и беспощадного, хватило бы, чтобы превратить мозги в кипящую слизь. Но несчастный, казалось, родился без малейшего представления о смерти, о существовании конца для всякой жизни – на свою же беду. Тело вспухало гроздьями волдырей, они лопались и исчезали без следа, чтобы дать место новым волдырям. Кожа прожигалась насквозь, обнажая шипящее мясо, мясо бралось коркой, и кожа вновь нарастала на прежнем месте. А человек все кричал, кричал, кричал, надрывая глотку. Под ним вздрагивало, росло, набирало массу живое, пухнущее как на дрожжах, кубло червей – невероятное количество «лайков»: нравится, нравится, нравится…
– Это не убирается, – пояснила Эфра. – Как только я начала собирать информацию, колесо прикатилось и осталось. Его можно держать в отдельной вкладке и продолжать сбор, но пять минут работы, и оно прикатывается снова. Точнее, браузер переключается на эту вкладку.
– Звук можно убрать? – спросил Питфей.
– Нельзя. Я выставила громкость на ноль, включила режим работы в самолете, отключила звук вообще – без толку. Колесо катится, он орет. Ну и пусть орет. Что я могу сделать?
– Читай. Я слушаю.
– Иксион Флегиас, – ровным тоном начала дочь, говоря чуть громче обычного, чтобы заглушить вопли пытуемого. Лишь руки слабо дрожали, выдавая чувства Эфры. – Родители Антион и Перимела Флегиас. Жена Дия Флегиас, в девичестве Эйонидис.
– Дальше.
– Образование высшее: университет в Салониках, факультет физической культуры и спорта. Конфликтен, часто менял место работы, пока не осел в Лариссе на должности физрука в детском доме для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения. Там же познакомился со своей будущей женой, преподавательницей в младших классах. Год спустя, через три месяца после свадьбы, у них родился сын Пирифой.
– Дальше.
– Выписка из характеристики: «Неуживчив с коллегами, упрям, не склонен к компромиссам. Строг к воспитанникам, зафиксированы случаи рукоприкладства. Завышенная самооценка, пренебрежение к общепринятым моральным нормам. В поведении доминирует импульсивность…»
– Я понял. Дальше.
