Книга Коко Шанель - Анри Гидель

На следующий день после гибели Боя Коко заперлась у себя на вилле «Миланез», как в монастырской келье. Первое, что она сделала, – распорядилась вынести ковры, чтобы убрать в черное стены и потолки спальни. Черными должны были быть также занавески, простыни, покрывала… В этом отразился ее темперамент, доходящий до крайностей, а может быть, и воспоминания детства – она помнила, что овдовевшие крестьянки и вообще женщины из сельской местности, начиная с определенного возраста, облачались в сплошь черный траур. А разве она, в свои 37 лет, не постарела разом от жуткого удара, постигшего ее той зловещей ночью 20 декабря 1919 года? «Эта смерть, – позже скажет она, – явилась для меня тягчайшим ударом. Со смертью Кэпела я потеряла все». Вот откуда мысль затвориться, как в склепе… И слава богу, что вскоре ее неистощимая энергия и жажда жизни взяли свои права. Она задыхалась в своей гробнице. Она пожалела о том, что поддалась минутной слабости – она, которая всегда проповедовала добродетели силы воли. Габриель велела приготовить ей постель в другой комнате, в розовых тонах… Нет, конечно, она не собиралась вычеркивать из памяти человека, которого любила. Просто отныне она затаит от всех свою рану. И поклянется долее не ходить с душою нараспашку.

Это не мешало ей, оставаясь в своей комнате наедине с собой, воскрешать в памяти одну за другой картины своей жизни с Боем. К примеру, не кто иной, как он, обнаружил у нее сильную близорукость, не позволявшую ей четко видеть, кроме как совсем вблизи. Он нежно взял ее под руку и повел к врачу. Едва нацепив первые в своей жизни очки, она так и застонала на месте: до того уродливыми показались ей люди вокруг! Бе миопия идеализировала их… Ох и нахохотались они тогда вместе с Боем как сумасшедшие!

Другие воспоминания были не столь приятны. В той же комнате она вспомнила клинику, куда она попала после выкидыша. Хирург оказался бессилен. У нее никогда не будет ребенка от Боя. По-видимому, причиной всему был аборт, который она сделала еще в Мулене в ужасных условиях, что привело к непоправимым последствиям. Доктор Фор не скрывал этого от нее. Теперь Диана, законная жена Кэпела, ожидала от него ребенка, а она, Габриель, никогда не сможет его ему подарить.

Несколько недель спустя Габриель узнала от Эженора де Грамонта, душеприказчика Артура, что ее возлюбленный не забыл упомянуть ее в своем завещании. Из 700 тысяч фунтов, оставшихся после Боя, Габриель досталось 40 тысяч, равно как и другой женщине – некой итальянке, потерявшей на войне мужа. Бой также оставил немного денег своим сестрам, остальное получила его законная супруга Диана. Коко не была особенно удивлена, когда ей открылось существование метрессы-итальянки, которую ее любимый упомянул в завещании, да и не проявила ревности: она слишком хорошо знала Артура.

Тем более что теперь все это было не так уж важно: мертвые сраму не имут.

Хуже было другое: в своем смятении Габриель не знала, к кому обратиться, чтобы хоть немного утешиться. На поддержку со стороны семьи рассчитывать не приходилось. Была, конечно, добрая душа Адриенн, но она была слишком поглощена своим «принцем», чтобы хоть чем-то помочь своей племяннице. Ну а подруги? Можно ли всерьез рассчитывать на Женевьеву Викс или Мод Мазюель? Эта последняя имела счастье вскружить голову богатейшему техасцу в огромной шляпе, который увез ее за океан. А что же Мися? Она проявила неожиданное участие, доходящее до странности. Но можно ли верить в искренность привязанности, которая рискует ни с того ни с сего исчезнуть так же внезапно, как и зародилась? Нет, не стоит слишком доверять капризному характеру этих славян.

Итак, в часы, когда она не была занята работой, ставшей для нее истинным убежищем, она запирается в своем «Бель Респиро». К величайшему удивлению соседей, она велит покрасить ставни в черный цвет – это примерно как повязка траурного крепа на шляпе. И она, по возможности, старается избегать контактов с Бернштейнами – Анри и его женой Антуанеттой, – чье владение находится по соседству, отделенное от ее виллы только простой живой изгородью из грабов.

Однако в начале лета Габриель, дотоле под разными предлогами отклонявшая приглашения Миси, наконец согласилась встретиться с нею. Возможно, она и впрямь блажит, что наглухо затворяется в своем «Бель Респиро» и погружается в свою неврастению (как тогда называли депрессию), как ей неустанно повторяет подруга. Нет, все-таки не следует доверять этой польке! Сколько раз доброжелатели нашептывали ей – мол, ее привлекло твое горе, как пчелу привлекает запах иных духов. «Она щедра, – скажет впоследствии Коко, – когда страдают. Она готова отдать все – отдать все! – добавила она, – чтобы страдали дольше». Такова извращенная сложность характера этой из ряда вон выходящей дамы, с которой Габриель тем не менее водила дружбу, но всегда была начеку: трудно сказать, чего от нее можно ожидать, добра или зла.

По приглашению Миси – с которой она общалась больше по зову разума, чем из удовольствия – она бывала на многочисленных приемах. Поначалу она там скучала, не открывала рта, просто прислушивалась к тому, что говорят. Кстати, ей не докучали и не задавали вопросов, а больше ей ничего не было нужно. В ее присутствии подруги хозяйки дома говорили только о скором возвращении в Париж Игоря Стравинского, пребывавшего с 1914 года в Швейцарии. Творец «Петрушки», «Весны священной» и «Жар-птицы», созданных для Дягилева, собирался вместе с ним засесть за работу над новым балетом – «Пульчинелла», декорации и костюмы к которому будут выполнены по эскизам Пикассо. Так благодаря Мисе Габриель будет принята как равная в мире искусства – художники, о которых она слышала из чужих уст, а за ними и многие другие станут ее друзьями. С уходом из жизни Артура Кэпела и вхождением в круг Миси для Габриель началась новая эпоха, в которую значительно обостряется ее восприимчивость и расширяется сфера ее интересов.

В ту жаркую пору 1920 года исполнилось уже двенадцать лет совместной жизни Жозе Марии Серта и Мисии Годебской. Ей было сорок восемь лет, ему сорок пять. И вот неожиданно они решили заключить законный брак. Почему? Никто не мог сказать точно. Марсель Пруст, один из многочисленных друзей красавицы-польки, писал ей: «Я глубоко тронут, что Вы дали себе труд написать мне, чтобы известить меня о вашем бракосочетании, обладающем царственной красотой вещей на диво бесполезных. Какую еще жену мог бы найти Серт, а Вы – какого еще мужа могли бы отыскать, коли вы друг другу предназначены судьбою и уникальным образом достойны друг друга?»

После свадьбы, состоявшейся 2 августа в Сен-Роше, супруги Серт переехали в новое жилище – это была анфилада комнат в одном из верхних этажей отеля «Мерис», из окон которых были видны верхушки каштанов Тюильри. Вскоре после новоселья они отправились в свадебное путешествие на автомобиле по городам Италии, прихватив с собою Коко, которую хотели вырвать из той затворнической жизни, на которую она обрекла себя после гибели Боя.

В Венеции, как и в других городах Италии, куда заезжали наши путешественники, за гида был, конечно же, Жозе Мария Серт. Вообразим-ка себе этого бородатого гнома с чудовищным испанским акцентом, который превращал французский язык в невообразимую кашу. Усердно жестикулируя, он показывал двум своим очаровательным спутницам красоты Италии. Но каким бы он ни был художником, его интересовали не столько живописные сокровища, хранящиеся в музеях и храмах, сколько кипучая жизнь города. Выпить стаканчик ситро на скамеечке кафе «Флориан», отужинать на террасе над голубой гладью канала, по которой скользят черные гондолы, послушать плеск воды, которая ласкает поросшие зеленым мхом старые стены – вот что в основном предлагает он своим спутницам.