Книга Исповедь королевы - Виктория Холт

Я повернулась к нему и сказала:

— Я считаю, нам следует быть вместе. Вы должны сейчас же отправиться со мной и со всей семьей в Рамбуйе.

Король колебался. Затем он решил, что не может просто бежать. Он должен встретиться с этими людьми. Мы продолжали обсуждение, а Аксель все больше и больше беспокоился. И вот нам сказали, что чернь уже почти подошла ко дворцу. У некоторых были с собой ножи, они выкрикивали угрозы, жаждали моей крови. Они хотели увезти короля в Париж.

— Сир, — сказал Сен-При, — если вы позволите народу забрать вас в Париж, то вы потеряете вашу корону.

Неккер, опасавшийся утратить популярность в народе, высказался против отъезда в Рамбуйе. И Людовик колебался между мнениями этих двух, то поворачиваясь и говоря Сен-При:

— Да, да, мой дорогой граф, вы правы. Мы должны…

То тут же Неккеру:

— Вы правы. Я должен оставаться дома. И мне:

— Мы должны быть вместе. Мы не должны разделяться.

Тем временем решающий момент приближался. Именно этого, как я подозревала, Людовик и желал. Его нельзя было заставить сделать выбор. Обстоятельства должны были сделать это за него. Он всегда был таким. Именно поэтому мы сейчас оказались на грани революции. Сейчас я это так ясно вижу — все шаги, приведшие к нашему падению, многие возможности, которые судьба предлагала нам, — и при выборе каждой Людовик проявлял нерешительность до тех пор, пока не оказывалось слишком поздно и решение уже больше от него не зависело.

Внизу во дворике лошади нетерпеливо били копытами, слуги ожидали распоряжений. Они продолжали ждать. Шел сильный дождь, и парижанки обмотали головы юбками, обмениваясь при этом непристойными выражениями, — они пришли за королевой.

Они в Версале — холодные, мокрые и злые, да и пьяные тоже, так как по дороге они разграбили винные лавки.

За этой толпой ехали Лафайет и Национальная гвардия. Намеревался ли он обуздать их, мы не знали. Мы никогда не были уверены в Лафайете, зная, что его действия всегда запаздывали и не приносили никакой пользы, мы подозревали, что он не так уж увлечен этой революцией, ради которой приложил столько сил. Его вдохновляли американские идеи и идеалы. Он, без сомнения, рисовал себе быстрое развитие событий, а затем создание нового государства на останках старого, в котором будут процветать свобода, равенство и братство. Но сейчас он имел дело не с колонистами, сражавшимися за идеалы свободы. Его армия впитала в себя подстрекателей и проституток, вскормленных на зависти, требовавших все время крови не потому, что они стремились к свободе, а потому, что они были охвачены жаждой мести. Лафайет был благородным человеком. Он, наверное, все понимал. Понимал, что разбудил неистовство страсти, алчность, зависть, леность, жадность, ярость и гордыню — все семь самых смертных грехов.

Но сам факт присутствия здесь Национальной гвардии со своим командиром свидетельствовал о том, что это не обычное выступление. Если цель женщин заключалась в том, чтобы расправиться со мной, то гвардейцы собирались доставить короля в Париж.

На город опустился туман, он окутывал и замок, висел клочьями, напоминая серых призраков. Участники похода на Версаль теперь полностью окружили нас. Я слышала, как они монотонно повторяли: «Хлеба, Хлеба».

Затем я услышала, что они выкрикивают мое имя. Они хотели видеть королеву. Они хотели водрузить ее голову на острие пики. Они хотели растерзать мое тело. Они бы сделали кокарды из моих внутренностей. Они бы вырвали мое сердце и принесли в Париж. Они собирались перерезать мне горло ножами, они бы забили мне глотку заплесневелым хлебом, которым вынуждены питаться, и заставили бы меня съесть его, прежде чем удушить меня.

Я вспомнила о матери, всегда говорившей мне, что я никогда не должна бояться смерти. Когда она наступит, я должна быть благодарна, что она положит конец земным страданиям. О моя матушка, как я рада, что ты не дожила до этого дня!

Я подумала о детях. Им, конечно, не посмеют причинить вред. О, Боже, что станется с нами?

Спокойствие короля помогало всем нам. Он отказывался поверить, что его славный народ причинит вред кому-либо из нас. Они даже не тронут меня, так как знают, как это опечалит его. И, когда они заявили, что направят депутацию женщин для переговоров с ним, он сказал, что будет очень счастлив принять их.

Для переговоров с королем выбрали пять женщин, которые должны были изложить свои жалобы. Это очень ободрило нас, так как казалось разумным соглашением.

Женщин проводили к королю, обратиться к нему они выбрали Луизу Шабри, привлекательную цветочницу, которая не выглядела голодающей, что явно свидетельствовало о том, что парижане не умирают с голода.

Я догадалась, что она довольно храбрая женщина, но, столкнувшись непосредственно с обходительными манерами короля, она смутилась и лишилась дара речи. Даже Людовик, так непохожий на своего деда, унаследовал немного той ауры, которая окружала его предков, и храбрая Луиза неожиданно поняла, что она стоит перед королем, и могла только таращить глаза от изумления и бормотала: «Хлеба, сир». Возможно, поход под дождем оказался для нее слишком тяжелым, возможно, она была сильно возбуждена, но так или иначе она потеряла сознание и упала бы, если бы ее не поддержал король.

Король вызвал врача, и девушку привели в чувство. Затем он поговорил с ней о том, что ее беспокоит, а она лишь смотрела на него круглыми глазами, полными изумления, и бормотала:

— Да, сир. Нет, сир.

Если бы с ними со всеми было так легко общаться, как с Луизой!

Он рассказал ей, что считает себя отцом своего народа и что его единственное желание сделать их всех счастливыми и видеть, что они хорошо питаются. Ясно, что она поверила ему и была готова отказаться от своих революционных идей и без лишнего шума стать верноподданной. И, когда она уходила, Людовик горячо поцеловал ее. Впервые за все время я видела, что он поцеловал женщину с удовольствием. Он даже пошутил, заявив, что этот поцелуй был вполне заслуженным из-за неприятностей. «Поцелуй из-за неприятностей», — подумала я. Из-за того, что у наших ворот находится ревущая толпа? Из-за возможности потерять корону? Были моменты, когда я считала, что его бездеятельность связана с физической немощью. Как может любой нормальный человек оставаться таким спокойным перед лицом подобного беспрецедентного бедствия?

Луиза вернулась к своим подругам. Никто не знал, как был воспринят ее отчет о беседе. Тем временем настала ночь, и женщины сняли юбки, чтобы, как они утверждали, высушить их, и смешались с солдатами, которые, как предполагалось, охраняют дворец.

Трудный день перешел в нелегкую ночь.

Сен-При и Аксель жаждали немедленных действий. Они считали, что оставаться здесь глупо.

Людовик также начинал понимать, что мы должны уехать в Рамбуйе — не только я с детьми, но и он сам с остальной частью семейства. Он взял меня за руку и сказал:

— Ты права, мы не должны разлучаться. Мы поедем вместе.