Книга Адмирал Ямамото. Путь самурая, разгромившего Перл-Харбор. 1921 - 1943 гг. - Хироюки Агава

В кабинете Коноэ Йонаи и Ямамото оставались во главе морского министерства. Вскоре после создания правительства скончался старший брат Ямамото, Кихачи, — в доме в Нагаоке.

Отец Ямамото, Садайоси, после женитьбы стал членом семьи Такано, принявшей его. У него с женой родились четыре сына — Юзуру, Нобору, Джозо и Томекичи. После смерти жены он женился на ее младшей сестре, Мине, и имел с ней еще троих детей — Казуко, Кихачи и Исороку. Исороку, последний из этой троицы, более чем на 30 лет младше Юзуру и Нобору; нельзя сказать и что он был особенно близок к Джозо и Томекичи. Больше всего он любил двух родственников — старшего брата Кихачи и сестру Казуко. Оба родителя скончались давным-давно, еще в 1913 году, и смерть Кихачи означала, что единственной его единокровной родственницей оставалась сестра Казуко.

Приехав в Нагаоку после того, как узнал о смерти брата, он возложил на гроб массу полевых цветов, которые так любил Кихачи, и долго стоял, проливая слезы. В таких случаях он не стеснялся слез; как мы увидим позже, плакал навзрыд у гроба своего подчиненного, погибшего в бою.

Кихачи умер 25 июня. В Токио Ямамото вернулся ночным поездом 27 июня, а вскоре начался «китайский инцидент». В личном отчете Йонаи о событиях этих дней содержится следующий пассаж:

«7 июля 1937 года произошел инцидент на мосту Марко Поло. 9-го военный министр на заседании кабинета озвучил различные взгляды и предложил направить войска. Морской министр выступил против, подчеркнув, что инцидент, насколько это возможно, должен быть локализован, и призвал приложить усилия, с тем чтобы достичь быстрого локального решения. На заседании пяти министров одиннадцатого числа военный министр выдвинул конкретные предложения по отправке войск. На том же заседании морской министр возражал, оценивая ситуацию в целом, против посылки солдат; однако военный министр настаивал — нельзя бросить на произвол судьбы гарнизон Тяньцзиня, 5500 человек, и японских резидентов в районе Пинцин; в конце концов морской министр неохотно согласился…

Военный министр старался всех убедить, что проблему можно мгновенно решить одним лишь объявлением о посылке войск; но морской министр… высказал свое предчувствие: посылка войск спровоцирует расширение операций против китайцев; и многократно он призывал использовать все возможности для поисков мирного урегулирования».

На деле произошло так: благодаря примиренческому поведению китайцев на месте события предложение пяти министров отложить отправку войск из Японии приняли к действию на данный момент, — казалось, инцидент движется к мирному разрешению. Однако в сердцевине своей армия не имела намерения решать проблему мирным путем. В этом контексте трудно сказать, что означает термин «армия». Возможно, наиболее близок к ответу Огата, когда пишет об «офицерах низшего командного состава, с их все возрастающим желанием превзойти своих вышестоящих, особенно в период, последовавший за „маньчжурским инцидентом“.

Йонаи не любил жаловаться, но, возвращаясь с заседаний пяти министров, он регулярно встречался с Ямамото или старшим помощником Кондо и давал волю своим обидам, высказываясь в таком духе:

— Заседания пяти министров просто потеря времени. Думаешь, что примем хоть какое-то решение или министр иностранных дел и армия достигли наконец какого-то соглашения; потом следует телефонный звонок и ты слышишь: „Видите ли, вернулся я в генеральный штаб военного министерства и встретил раздражение коллег. Вероятно, политика армии уже выработана; был бы вам благодарен, если бы вы аннулировали то, о чем мы только что договорились“. Ну что тут поделаешь!»

Как Тераучи — марионетка в правительстве Хироты, так и военный министр Сугияма в правительстве Коноэ, видно, двигается по приказам странного существа, именуемого армией. У Коноэ в надежде найти решение проблемы родилась мысль отправить Миязаки Рюсуке, сына Миязаки Тотен (активного сторонника Сунь Ятсена), на встречу с Чан Кайши, он получил одобрение Сугиямы на проведение своего плана. Однако когда Миязаки уже готовился подняться на борт корабля в Кобе, отплывавшего в Шанхай, военная полиция без предупреждения и не сообщая, по какому приказу действует, арестовала его и помешала отъезду в Китай.

Таким образом, к концу июля то, что вначале называлось инцидентом, стало перерастать в полномасштабную войну между Китаем и Японией. В этот момент Ямамото объявил, что до тех пор, пока не завершится эта операция, собирается бросить курить. Он не пил, но очень любил кофе и табак и каждый день выкуривал изрядное количество популярных сигарет «Черри». Официально он прекращал курить, «пока мы не разобьем Чан Кайши», но Такеи Даисуке и другим близким друзьям объявил:

— Эти проклятые дураки в армии снова принялись за свое! Это меня так бесит, что я бросаю курить, пока все не закончится! Но когда кончится — так закурю, чтобы дым пошел из моей задницы!

Он раздал дорогие сигары, которые привез из Англии; даже когда Мацудайра Цунео, министр императорского двора (в прошлом году на посту посла в Англии его заменил Йосида Сигеру), предложил ему какие-то роскошные сигары, попросил:

— Сохраняй их для меня, пока не завершится инцидент.

4

Тщетно в газетах того периода искать какой-либо намек на то, насколько серьезно флот выступал против расширения инцидента. Ни в одной статье не найти намека на какие-либо разногласия. Только случайно, запрятанное где-то в углу под заголовком «Непоколебимая решимость Квантунской армии», можно обнаружить, например, короткое упоминание о «конференции руководителей флота по поводу необходимых мер»; но даже при нынешнем уровне знаний невозможно найти какую-либо ссылку на взгляды Йонаи или Ямамото. И это не ограничивается лишь «китайским инцидентом». Во время подписания Трехстороннего пакта с Германией и Италией, а также при развязывании войны против Америки и Британии до общества в массе его доходили лишь смутные и неподтвержденные слухи об оппозиции со стороны флота и ему оставалось совершенно недоступно мнение Йонаи, Ямамото и других людей их калибра, что могло бы помочь стране сформировать собственное суждение.

Примерно три года спустя в письме, датированном 9 октября 1940 года, Ямамото писал Сасакаве Риойчи: «Как ты сам говоришь, из прессы и подобных публикаций абсолютно невозможно извлечь какую-либо информацию об истинном состоянии дел в стране. Лично я чувствую, что угрожающий стране кризис не может быть серьезнее».

Как мы видели ранее, Ямамото — недовольный, быть может, что общество держат в темноте относительно истинного положения в стране и за рубежом, — всегда беседовал с репортерами на любую тему с удивительной открытостью. Мацумото Кентаро, работавший тогда в агентстве новостей «Домеи», прикрепленном к Кокучокай, рассказывает: «Кроме самых экстраординарных случаев, Ямамото, видимо, не признавал существования военных секретов. Он разговаривал совершенно открыто — можно сказать, он демократичен даже чересчур — и иногда совершенно случайно касался вещей, которые даже мы боялись разглашать». Даже когда он руководил департаментом аэронавтики, его критиковали за то, что он рассказывает прессе такие вещи, которые следовало хранить за семью печатями. Но Ямамото отметал такую критику. В результате репортеры Кокучокай всегда знали многое обо всем, хотя на практике зачастую терялись в догадках, как распорядиться этой информацией.