Книга Духовные проповеди и рассуждения - Мейстер Экхарт

Таким образом, созерцание Бога выше добродетелей, как я уже это пояснил: добродетель только середина между пороком и совершенством. Поэтому плод добродетели – та цель, к которой она стремится, никогда не будет достигнута, если душа не станет выше своих добродетелей. Вы можете быть уверены: пока человек как раб себя самого держится за свое «я» в образе своей добродетели, до тех пор не вкусить ему и не пожать плодов добродетели; он никогда не увидит «в Сионе Господа Господствующих», что означает чистое созерцание Божественной Сущности единым взглядом. Но добродетель – и в этом вы можете быть уверены – никогда не достигала такого созерцания!

Тут можно бы спросить: не лучше ли тогда отказаться от добродетели? На это я отвечаю: нет! До́лжно упражняться в добродетелях, но их не иметь! Совершенная добродетель состоит в том, чтобы быть свободным от нее. «Когда исполните все, что можете, – говорит Христос, – тогда скажите: мы – ненужные рабы!»

Это я сказал в пояснение того, как должна душа уйти от всех собственных дел; относительно же вопроса, как она должна потерять собственную сущность, нужно осознать следующее.

У учителей встречается одно такое место: все вещи, созданные Богом, устроены так превосходно, что ни одна не может желать, чтобы ее не было. А между тем душа должна уйти от того, что она есть: этим требует она у духа смерти его. Но чтобы достичь в себе этой смерти, душа должна отречься от себя и всех вещей: она должна так же мало сохранить от мира и от себя самой, как тогда, когда она не была. «Если не умрет пшеничное зерно, то не умножится», – говорит Христос. Умирание есть полное похищение жизни. Итак, будьте уверены, что пока мы еще живем, пока еще живет что-нибудь в нас, до тех пор мы не знаем ничего о смерти! Говорит св. Павел: «Теперь я не живу». Иные понимают эту смерть так, что человек не должен жить ни для Бога, ни для себя, ни вообще для какого-либо творения. Это верно, ибо умирание есть похищение всякой жизни. Но я скажу еще лучше: если бы даже человек и умер для всего, для Бога, для творений, пока Бог найдет какое-нибудь место в душе, где Он мог бы жить, душа еще не мертва, не изошла еще в Ничто своей сотворенной сущности. Ибо умирание есть не что другое, как прекращение всякого «что». Этим я не хочу сказать, что этот вид бытия души обращается в такое же Ничто, каким она была раньше своего сотворения: это обращение в Ничто относится только к сохранению и обладанию.

Все теряет здесь душа: и Бога, и все творения. Странно звучит то, что душа должна потерять и Бога. Я утверждаю: чтобы стать совершенной, ей в некотором отношении более необходимо лишиться Бога, чем сотворенного. Пусть все будет потеряно, душа должна утвердиться на полном Ничто! И это – единственное намерение Бога, чтобы душа потеряла своего Бога. Ибо, покуда она имеет Бога, познает Бога, знает о Боге, до тех пор она отлучена от Бога. Цель у Бога – уничтожиться в душе, чтобы и душа также потеряла себя. Ибо тому, что Бог называется «Богом», Он обязан тварному. Когда душа стала тварью, тогда впервые она получила Бога. Когда вновь совлекает она с себя бытие твари, тогда остается Бог перед Самим Собою тем, что Он есть. И это есть высшая слава, которую может душа воздать Богу, предоставив Его Самому Себе и сама став свободной от Него.

Таков смысл этой смерти души, благодаря которой она станет божественной.

Но лишь с трудом можно узнать таких внутренних людей. Как говорит Павел: «Вы мертвы, и жизнь ваша скрыта со Христом в Боге». Могут спросить, не обнаруживают ли все же чем-либо эти люди своих внутренних качеств? И я отвечаю: да! Как Христос – образ всякого совершенства – Сам, ни в чем не нуждаясь, был светом, изливавшимся наружу для всех, так и эти люди в богоподобном состоянии открыты всем, самоотрешенно обращены ко всем людям.

* * *

Все это относится к первому исходу души, когда она должна выйти из своей сотворенной сущности, чтобы искать Царствия Божия. Во второй раз должна она выйти из сущности, присущей ей в вечном прообразе. О прообразе души учителя говорят как о деле божественного самопознания. Но божественное самопознание в Лице есть Сын. Поэтому Сын есть образец всех творений и в то же время есть образ Отца, и в этом подобии находятся сущности всех творений. Но когда душа совлекает с себя свою сотворенную сущность, ей открывается сияющий несотворенный прообраз, в нем же она находит и себя как несотворенное. Ибо все заключенное в этом прообразе обладает его свойствами.

Из него должна выйти душа, и должна она сделать это через божественную смерть. Именно это и предчувствует душа: ни прообраз, ни сущность не есть то, чего она ищет, ибо она сознает себя в нем несвободной от различия и многообразия. Те низшие определения, которые мы установили в Божестве, уже есть многообразие. Но так как и эта ее вечная сущность, в которой отныне пребывает душа, согласно природе вечного прообраза, принадлежит к многообразному (ибо Лица относятся к области разделения), то душа прорывается сквозь свой вечный прообраз, чтобы достигнуть Бога там, где Он является как царство чистого единства! Поэтому, утверждает один учитель, прорыв души есть нечто высшее, чем ее первый исход. Так говорит и Христос: «Никто не приходит к Отцу как только через Меня!» Христос есть прообраз. Оттого пристань души не в Нем, но она должна, как Он Сам говорит, пройти через Него.

Это восхождение (прорыв) есть вторая смерть духа. Она гораздо важнее первой; о ней говорит святой Иоанн: «Блаженны мертвые, которые в Господе умирают».

«Услышьте же чудо из чудес: как может быть умирание в Том, Кто Сам про Себя говорит, что Он есть жизнь?»

На это мы отвечаем: истинно так! От рождения Сына произошли все творения и получили жизнь свою и сущность; поэтому все вещи рождаются в Сыне, поскольку они жизнь. Но когда душа опять должна возвратиться, ей нужно отказаться принадлежать Ему. И учат наставники: «Когда Сын возвращается к единой Божественной Природе, Он лишается Своего свойства как Лицо; Он теряет Себя в единстве сущности», и я то же самое утверждаю о душе: когда она, восходя, вновь теряет себя в своем вечном прообразе – это есть умирание, в котором душа отходит в Боге.

Но когда для духа нет больше Бога, то нет для него больше и вечного прообраза, который тем не менее есть его первоисточник, как замечает святой Дионисий. В прообразе душе присуще еще подобие, ибо Сын подобен Отцу. Но там, где они одно, в сущности, там подобие исчезает, ибо оно всегда основано на различии. То же утверждаю я и о душе: если надлежит ей войти в божественное единство, она должна совлечь с себя богоподобие, присущее ей в вечном прообразе.

Об этом и говорил Дионисий: высшая радость духа связана с уничтожением его прообраза. Бог, так говорит один языческий мудрец, есть Тот, Чье подобие наполняет мир, и место Его пребывания – нигде. Поэтому душе не найти местопребывания Божия, пока она сама не перестанет быть там, где всегда может найти себя как нечто сотворенное или несотворенное, как и было сказано раньше о прообразе. Кто хочет прийти к Богу, говорит один учитель, пусть тот придет как «ничто».

Это вторая смерть и второй исход, когда душа выходит из сущности, которую она имеет в вечном прообразе, чтобы искать Царствия Божия. Третья сущность, из которой она должна выйти, есть рождающая Божественная Природа.