Книга Янтарные цветы - Джулия Хиберлин

– Уже доиграли. Нас с коллегами размазали по стенке старшеклассники. Ваш звонок – радостный повод не ехать на семейный обед в Вестовер-Хиллз. Если вы, конечно, не хотите составить мне компанию. Так в чем дело? Что случилось?

Внезапно я начинаю рыдать.

Для Билла, судя по его лицу, это тоже неожиданность. Но слезы хлещут у меня из глаз, как четыре года назад, когда от рака поджелудочной умер отец. Билл неловко обнимает меня – а что ему еще остается? – и от этого хочется зарыдать еще горше.

– Ох, черт! Я весь потный. Давайте лучше сядем.

Он усаживает меня на бордюр и приобнимает за плечи. Мускулистые руки, его доброта – от всего этого у меня внутри начинается гормональная буря. Надо поскорее вырваться из его хватки. Пока не поздно. Вместо этого моя голова сваливается ему на грудь, как валун с утеса, а плечи начинают неистово дрожать.

– Уф, я вам не советую совать нос в эту… подмышку, – говорит Билл. Но, увидев, что успокоиться я не в силах, прижимает к себе еще крепче.

Через несколько секунд я поднимаю голову и хватаю губами воздух.

– Все. Я успокоилась.

– Ну-ну, вижу.

Он снова меня обнимает, однако прежде я успеваю заметить его совсем не благородный, а очень даже плотоядный взгляд.

Я поднимаю подбородок. Между нашими губами – каких-то два дюйма.

Билл отстраняется.

– Вы вся красная. Как слива.

Смеюсь и икаю одновременно. Икающая хихикающая слива – прекрасно! Поправляю задравшуюся юбку. Билл стыдливо отводит взгляд и показывает пальцем на дом за нашими спинами, адрес которого он двадцать минут назад вбил в свой навигатор.

– Так что это за дом? Кто здесь живет?

Резкая смена темы.

Господи, какой стыд. Я поднимаюсь.

– Вам бы… э-э, вытереть нос.

Полное, абсолютное унижение. Я вытираю нос свитером – теперь уже все равно.

– Сначала выслушайте меня, – выдавливаю я. – По-моему, убийца Чернооких Сюзанн оставлял мне цветы все эти годы, а не только в последний раз, когда я вам рассказала.

– Что? И сколько таких подарочков вы находили?

– Шесть. Включая последний.

– А вы уверены, что…

– Что они не по божьей воле вырастают под моими окнами, а я – не сумасшедшая? Конечно, не уверена. Поэтому я и сказала «по-моему». В первый раз мне было семнадцать. Это случилось сразу после суда. Убийца оставил мне записку в пузырьке из-под лекарств. Я выкопала клумбу с рудбекиями и нашла ее под землей, на заднем дворе вон того дома. – Я показываю на желтую двухэтажку в четырех домах от нас, через дорогу. – Это был мой дом. Через три дня после суда он посадил рудбекии под моим шалашом на дереве. – Я вижу, как до Билла начинает доходить. – Верно, это случилось после того, как Террела бросили в камеру смертников.

– Продолжайте.

– Монс… человек, который посадил цветы, оставил мне своеобразную угрозу, переделав стихотворение поэта восемнадцатого века Джона Гея. Суть его сводилась к тому, что Лидия умрет, если я не буду держать язык за зубами. – Лицо Билла мрачнеет. То ли он не знает, кто такой Джон Гей, то ли пытается обуздать свою ярость. – Я и сама узнала про Джона Гея только лет десять назад. Он прославился «Оперой нищего», слышали про такую? Капитан Макхит? Полли Пичем? Нет? В общем, он еще написал стихотворение про черноокую девушку по имени Сюзанна, суженый которой уходит в море. Есть легенда, что именно в честь этой девушки и назвали цветок…

Я начинаю тихо зачитывать стихотворение под рев газонокосилки на чьей-то лужайке.

О, Сюзан, Сюзан ты моя,Прекрасней тебя нет.Позволь, слезинку с щек сотруИ повторю обет:Коль тайна станет явной,Быть Лидии Сюзанной.

– Господи, Тесса!.. Как отреагировал ваш отец?

– Никак. Я ему не сказала. Вы вообще первый человек, который об этом знает – после Энджи. Я просто не могла… не могла больше тревожить отца.

– А Лидия?

– Мы к тому времени уже не разговаривали. – Билл смотрит на меня с нескрываемым любопытством. – Я рассказала Энджи перед самой ее смертью. Она волновалась за нас с Чарли и в самом конце уже решила обойтись без моих показаний…

– Почему же…

– Почему она вам не сказала? Защищала меня. Напрасно. Я не смогу жить с мыслью, что по моей вине погубили невинного человека. В семнадцать мне было проще принять такое решение. Суд закончился. Я хотела, чтобы моя жизнь вернулась в нормальное русло. И убедила себя, что это дело рук какого-нибудь психа. Таких было много. Аль Вега, прокурор, был полностью уверен в виновности Террела. А Лидия… да, я на нее злилась, но не хотела, чтобы ей всю жизнь грозила смертельная опасность.

– Подождите, ладно?

Билл вскакивает и бежит к машине, маленькому черному «БМВ» – эти три буквы превращают хороших людей в автомобильных дьяволов. Билл так надолго исчезает в чреве своей дорогой машины, что я начинаю гадать: уж не врубил ли он Баха и не помышляет ли о побеге?

Наконец он выходит, держа в руках блокнот и ручку. Снова садится рядом на тротуар. Он уже сделал какие-то заметки, и я успеваю разглядеть несколько слов: «Джон Гей. 1995».

– Продолжайте, – приказывает он.

– В последнее время я заново посещаю места, где убийца – вероятно, – оставлял для меня цветы. В случайном порядке.

– Ого. Стоп, стоп. Зачем вы это делаете?!

– Знаю, это безумие. Видите ли, после того, как я обнаружила первое послание, больше я их не искала – в смысле, записки. Не хотела делать ему приятно. И убеждала себя, что это чей-то дурацкий розыгрыш или проделки местного сумасшедшего. Про нас много писали в газетах, даже про Лидию.

Она всегда с удовольствием показывала мне в статьях свое имя. Слова про «соседку и закадычную подругу мисс Картрайт» в «Нью-Йорк таймс» привели ее в неописуемый восторг.

– Я жила этим отрицанием, – продолжаю я. – И да, я понимаю, что в земле уже вряд ли что-нибудь осталось, если и было. Но вдруг? Тогда я смогу помочь Террелу…

И я пообещала Сюзаннам.

– Так вы ведете раскопки? В одиночку? Кому-нибудь еще говорили?

– Никому. С одной стороны, это благо, с другой – совсем нет.

– Почему мы сидим здесь, если дом вашего детства – там?

– Это дом Лидии. Ну, раньше был. Через несколько недель после суда я нашла здесь рудбекии.

Надо ли вдаваться в подробности? В пятницу днем я принесла Лидии ее вещи – хотела попрощаться раз и навсегда. Наша дружба не выдержала испытания судом. Лидия полторы недели не появлялась в школе. В коробке были две видеокассеты («Последний из могикан» и «Мыс страха»), запасной набор косметики, который всегда хранился у меня в ванной, и пижама с Микки-Маусом.