Книга Индия. 33 незабываемые встречи - Ростислав Рыбаков

Впрочем, согласно бытующей здесь легенде, они не совсем птицы, а два святых отшельника, братья, заспорившие когда-то, чей бог выше и сильнее. Сам Шива явился им, чтобы разъяснить бессмысленность этого спора, но не сумел убедить строптивцев и, разъяренный, проклял их обоих и превратил в двух орлов. Но настанет однажды день, кончится действие проклятия Шивы и братья сбросят обличье птиц и вновь превратятся в людей – не заложено ли здесь заранее удобное объяснение на случай, если вдруг прекратятся ежедневные таинственные визиты двух орлов к поднебесному храму великого Шивы?

Полдень давно прошел и торопиться мне было не к чему, да и сил уже совсем не было. Добравшись до широкой площадки, я вздохнул с облегчением. Это был лишь промежуточный финиш, так как под прямым углом к только что преодоленному отрезку пути уходила вверх точно такая же порция крутых и высоких ступеней, но здесь, в тени большого разлапистого дерева, растущего прямо из каменного пола площадки, можно было отдохнуть и перевести дыхание.

Не тут-то было! Сидевшая под деревом молодая нищенка в изношенном до бесцветности сари встрепенулась, услышав мои шаги, чпок-чпок-чпок – наподдала по голым попкам мельтешивших у ее темных ног малышей и вот они уже окружили меня и тянут извазюканные крохотные ладошки, и канючат на непонятном языке, не сводя с меня ослепительно прекрасных глаз. Сжав жалкое подаянье в кулачке, они стремглав бросились к матери, отрешенно смотревшей куда-то вдаль, и вот они уже снова возятся у вытянутых босых ее ног и все семейство потеряло ко мне всякий интерес.

Каждая ступенька была, казалось, выше и горячей, чем предыдущая. Высоко вдали маячила следующая площадка и, как в тяжелом сне, полностью повторяла только что виденную – такое же разлапистое дерево, растущее из растреснутого камня, такая же, леопардовыми пятнами, тень и даже точно такая же нищенка с полуголыми детьми, сидящая в этой тени.

Сзади, изредка переговариваясь тихими голосами, нагоняли меня, ступая почти на четвереньках, шесть или семь молодых паломниц. Единственный среди них мужчина шел как ходят горцы – прямо и бережно. Они обогнали меня, и мы сочувственно улыбнулись друг другу.

От неправдоподобного зноя и полной безветренности в голове гудело, перед глазами сквозь выщербленные временем ступени крутились разноцветные круги.

Не доходя до следующей площадки табунчик паломниц рухнул прямо на обжигающие ступени; я докарабкался и плюхнулся рядом, их предводитель гордо и одиноко стал над нами, всматриваясь из-под серого от пота тюрбана в нестерпимо густую синеву высокого неба.

Я приглядывался к попутчицам. Тяжело дыша, поблескивая украшениями в ноздрях и ушах, измочаленные вечной жарой, выжженные безжалостным солнцем, они слабо перешучивались, прикрывая свободным концом простеньких сари свои начисто выбритые, абсолютно голые головы. Таков обычай – совершающий паломничество полностью сбривает волосяной покров, как бы расставаясь со всеми грехами. Обычай распространяется даже на крохотных детей, и трогательна выглядят их головенки как маковые коробочки, стукающиеся о костлявые плечи родителей. Расстаются со своими роскошными волнистыми прическами и женщины, превращаясь в какие-то марсианские существа. Любопытно, что при некоторых центрах паломничества вовсю процветает индустрия производства париков из этих состриженных кос; оттуда их частью вывозят в Европу, а частью продают на месте – в Тирупати, богатейшем храме Юга. Я сфотографировал стайку по-сиротски бритых паломниц, с завистью рассматривающих в лавчонке великолепные иссиня черные парики.

Мы так долго сидели вместе на древних ступенях, устремленных ввысь, постепенно приходя в себя, что успели подружиться, и мне перестали казаться странными их инопланетные черепа, я привык к ним и даже стал находить привлекательными эти маленькие круглые головки (и первая женщина непаломница, которую я потом увидел, показалась мне отвратительно волосатой), но двинулся в путь их молчаливый повелитель, поднялись и они, сверкнули прощальные улыбки, и вот уже высоко и далеко мелькают их крепкие босые ноги, а я все сижу и не могу заставить себя подняться.

Вершина оказалась не пиком, на котором чудом каким-то примостился грубый прямоугольник храма, а неизвестно откуда взявшимся новым миром со своими пространствами, переходами, небольшими спусками и даже со своим, невидимым миру, с земли, подъемом еще выше, не знаю куда. Справа, пугающе близко чернел храм и еще одна, но уже короткая лестница вела на площадку возле него, а слева курчавились деревья, желтели дорожки, и яркими пятнами светились сари многочисленных паломниц.

«Моя» лестница упиралась в утоптанный пятачок, занятый совершенно неожиданным в этой загадочной выси явлением цивилизации – белой каталкой с прохладительными напитками. Ловкие услужливые руки протянули мне стакан, цокнули открывателем и в стакан опрокинулась тяжелая коричневая жидкость.

– Вам, может быть, со льдом? – И на мой растроганный кивок продавец сунул руку в чрево своей каталки, отломил там кусок нечистого льда и ткнул его пальцем в стакан. По поверхности жидкости стало расползаться сероватое пятно. Но мне было не до брезгливости – я пил как белый медведь, только что пересекший Сахару, когда из-за деревьев выскочили мои давнишние попутчицы.

– Скорей, скорей! – закричали они, нетерпеливо махая руками, – идите скорей, они летят!

Я посмотрел на часы. Чудо, неслыханное чудо – впервые за много столетий орлы запоздали на три часа, и я сподобился именно в этот момент подняться к ним навстречу.

– Скорей, скорей – умоляли гологоловые создания, нервно оглядываясь назад, где внезапно зашевелилась и завздыхала толпа паломников.

Честное слово, мне очень стыдно сейчас в этом признаться, но я так устал от бесконечного подъема, мне так не хотелось тащиться еще куда-то – ну что я, орлов, можно подумать, не видел?

Я допивал второй стакан, когда навстречу из-за деревьев потекли довольные, умиротворенно переговаривающиеся люди.

– Прилетели?

– Прилетели, прилетели, – радостно подтвердил блаженненький старец; представив себе, что сейчас, на земле, эти таинственные священные орлы выглядят, наверное, точно так же, как их собратья в любом зоопарке, я двинулся прочь от опротивевшей вдруг каталки, но чьи-то сильные пальцы властно сжали мое запястье. Странный человек, горбатый и мигающий, потащил меня за руку прочь от лужайки, с которой расходились паломники. Немой, догадался я. Мы рывком преодолели ступени, ведущие на площадку у храма, пустую каменную проплешину, обнесенную зубчатой стеной; немой повелительно, но с поклоном, подволок меня к промежутку между двумя обветшалыми зубцами и, радостно замычав, отпустил мою руку. Увидев, что я знаю теперь, зачем мы пришли сюда, он добро и неожиданно улыбнулся всем своим темным, детским лицом – и исчез.

Я остался один на площадке; с левой ее стороны высилась примитивная кладка кубического храма, а все остальные нависали зубцами, как сторожевая башня, над невидимой за ними долиной. Камни были раскалены так, будто, поднявшись на эту высоту, вы стали ощутимо ближе к солнцу, но на том месте, куда поставил меня немой, в узкий промежуток между зубцами врывался мощными порывами ветер и холодил разгоряченное тело. Спасибо тебе, незнакомый друг, не прошло и минуты, как все утраченные силы вернулись ко мне, и мускулы налились небывалой бодростью.