Книга Бой-КОТ. Дело доверчивого ветеринара - Роман Матроскин

— Не просто сумасброд. — Котектив сдвинул брови, драматично добавляя в голос все больше напряжения и понижая тон. — Настоящий псих, маньяк, буйнопомешанный оккультист. Признаюсь вам честно, дорогая моя, сам я не справлюсь. Мне нужна ваша помощь, но я должен предупредить: это чрезвычайно опасно.

— Что… что вы от меня хотите? — пролепетала Жуля.

— У меня есть план. Мы должны встретиться с этим сумасшедшим в его логове и произвести сеанс психотерапии, ну, или, скажем так, психическую атаку. Это непременно должно произойти на его территории, чтобы ему некуда было бежать в прямом и переносном смысле. И, как вы прекрасно понимаете, проникнуть в его логово нелегко, значит, нужно, чтобы он сам нас впустил. Мне он ни за что не поверит, поскольку знает, что я котектив. А вот вам, видя, как у вас нелегко на душе… Он будет уверен, что у вашей, с позволения сказать, «мурчалки» может быть большой потенциал, впустит вас к себе. А тут-то и я проберусь.

— Но, Ричи, милый! — Напряжение и страх сделали свое дело, и Жуля, столь самоуверенная и отстраненная, разревелась, как котенок. — Ричи, милый, я так боюсь! И куда нам надо будет идти?

— В Камышовый котлован.

— Звучит мрачно, — поежилась Жуля.

— Но вы хотите помочь, хотите установить отравителя?

— Да, но… вы сможете обеспечить мне безопасность?

— Не могу поручиться, Левиафан опасен и непредсказуем. — Ричи с трудом скрывал крайнее напряжение.

— Давайте позовем подмогу.

— Кого же мы можем позвать на такое опасное дело?

— Это должен быть некто отважный, кот без страха и упрека. — Глаза кошечки блеснули.

— О, я знаю, о ком вы говорите. Я хорошо знаю такого смельчака, — прищурив один глаз кивнул котектив. — Я тотчас сообщу Прапору, что нам нужна его помощь.

— Прапор, конечно, смелый и, кхм, большой кот, но я не доверю ему свою жизнь. Давайте позовем Атоса, — не скрывая досады, промяукала Жуля.

— Атос — настоящий друг и смелый боец, но его авантюризм может погубить всю нашу затею, — возразил Ричи.

— Я поговорю с ним, он сумеет сдержать себя.

— Ну раз так, то давайте позовем их обоих…

— Ну уж нет! Раз так, то давайте рисковать только мной одной, — гордо вскинула голову Жуля и взглянула на собеседника, ожидая реакции. Котектив подыграл ей, изобразив восторженный ее самоотверженностью взгляд, а сам мысленно усмехнулся.

Глава девятнадцатая,
в которой мурчальник становится печальником

Шли к Камышовому котловану они быстрой рысцой. Чуть в отдалении от поселка, за небольшим лесочком при застройке планировали сделать поле для гольфа и искусственный пруд. Работы, как это обычно бывает у «двуногих», вели бессмысленно. Вырубили часть деревьев, перекопали поле, вырыли огромную яму, поставили сваи, а потом забросили. Внезапно грянувший кризис обесценил все инвестиции, кроме самых очевидных. Наполовину зацементированный котлован порос камышом, зацвел стоялой водой и превратился в угнетающий памятник меркантильности людей. Пекутся только о сиюминутном, забывая о вечном — красоте и комфорте.

Тучки мошкары и вонючая болотистая жижа отвадили от котлована всех — и «двуногих», и кошек.

Тихое мрачное место, идеально подходящее для маньяка. Что бы ни говорил Левиафан про биоэнергетику, про сложные процессы на стыке древних ритуалов и футурологических перформансов, котектив прекрасно понимал, что Леви как-то калечит или обижает кошек. Сложно, очень сложно оставаться существом высшего порядка, когда дело касается морально-этических взглядов целого вида. Твоего вида.

Пробираясь вместе с Жулей по тропинке вдоль болот, Ричи обдумывал вступление, которым он сможет усыпить подозрения Левиафана, если потребуется. Жуля, судя по всему, тоже не теряла время. По тому как двигались ее вибриссы, было понятно, она репетирует свой выход, примеряя на себя тот или иной оттенок горя. Ненастоящее горе у ненастоящего пруда — просто изумительно!

Их приготовления были лишними. На полпути они встретили медленно бредущего в ту же сторону Левиафана.

— Ооо, Ричард, приятно вас снова видеть. Весьма приятно. Вы вчера высказывали скептицизм, но я чувствовал силу ума, гибкого ума, который не может не увидеть очевидного. И вот вы здесь и, вижу, не один. Сила ума, сила ума побеждает! — Он закрутился юлой, пытаясь поймать свой хвост, а потом резко остановился и громко зашипел, переходя, забыв о вежливости, на «ты»:

— Ты ведь привел самку, чтобы я помог ей? Понял, понял ведь, как работает кошачья «мурчалка»! Как много в ней силы! Ты хочешь моей помощи, дитя? — обратился он наконец к Жуле. — Как тебя зовут, милая? Не бойся, отвечай!

— Жуля, — осипшим голосом прошептала кошка. Она явно опешила от напора болотного пророка и не притворялась, в страхе осев на задние лапы.

— Ты несчастна? Я вижу, я чувствую твое несчастье. Оно черной вуалью укутывает твое сердце. Давно ли ты «мурчала», дитя? Давно ли наполняла мир вибрацией счастья? Не отвечай! Я вижу, вижу, давно! Я чую твое горе. Но успокойся, я избавлю тебя от горя, подарю тебе умиротворение. А твоя «мурчалка», твое сокровище послужит на благо всего мира!

Ричи поразился и порадовался тому, как удивительно работает мозг Леви. Чем больше в нем было безумия, тем меньше оставалось критичности. Котектив подумал, что, наверное, вот так же работает фанатичная религиозность «двуногих».

Узкая дорожка петляла, обходя застоявшиеся грязевые лужи, и спускалась к котловану. Мошек и комаров стало еще больше, их жужжание создавало ровный фон раздражающего шума. То тут, то там из заболоченных участков торчали сваи. Примерно посередине пруда две сваи были соединены широким куском фанерной доски или старой двери. На ней плотным кружком сидели кошки. Десять-двенадцать пар глаз без всяких эмоций смотрели на пришедших. Ричи внутренне поежился — внешне спокойная общая картина внушала тревогу. Достаточно высоко над землей, посреди грязного болота десяток молчаливых кошек-теней, жмущихся друг к другу на небольшой бетонной свае, выглядели угнетающе.

— Я здесь, голубушки мои. Я здесь, мои несчастненькие кисоньки. Скоро, совсем скоро я избавлю вас от страданий. Каждую. Только накоплю сил, золотые мои… — Левиафан громко чихнул и, подпрыгнув, обратился к Ричи:

— Ты видишь? Видишь? Я по закоулкам собирал этих несчастных крошек. А ты видишь, как они спокойны сейчас? Я дал им надежду на спасение. Каждая из них прожила такую боль, такое горе, что их «мурчалки» утихли, как уснувший цыпленок. Сколько вывернутой любви, ты представляешь? — Он махнул лапой в сторону кошек. — Каждую, каждую я спасу. Видишь ее? — указал Леви на пугающе худую рыжую кошку. — У нее пропал котенок. А эту бросил кот. — На этих словах некогда явно красивая черная кошка подняла на них пустой взгляд. А Левиафан продолжал, и было непонятно, обращается ли он к Ричи и Жуле или уже вещает на воображаемую публику. — У этой — «трехножки» — собаки отгрызли лапу! Боль!! Боль! Боль и ненужность! Никому, никому не нужная кошка! Кроме меня!