Книга Жертвоприношение - Грэхем Мастертон

О храме, разрушенном турками, было известно совсем немного, кроме слов того самого бея. «Это был центр раздора и беспокойства. По ночам мы видели огни и слышали голоса, кричащие на непонятном нам языке. Поскольку дальнейшее существование храма ставило под угрозу наш контроль над этой территорией, я приказал разрушить его с помощью динамита».

Я попросил женщину в сером костюме сделать мне фотокопию этой статьи.

– Как интересно, – сказала она, когда копир осветил тесную нишу, в которой пристроился рядом с раковиной, чайником и полудюжиной кофейных кружек. – Зиккураты.

– Вообще, довольно скучная тема, – произнес я, безуспешно пытаясь выдавить улыбку. Пылинки висели в полуденном свете. В углу библиотеки сидел, скрестив ноги, Дэнни и читал детскую версию «Дракулы».

– Почему вампиры пьют человеческую кровь? – спросил он, когда мы спускались по лестнице к выходу.

– Они не любят рыбные палочки – вот почему.

– Нет, серьезно, почему они пьют человеческую кровь?

– Это всего лишь сказка. Написанная для того, чтобы пугать.

– Что будет, если они выпьют кровь у человека, больного СПИДом?

Я остановился на углу улицы перед пронесшимся мимо автобусом и посмотрел на Дэнни.

– Сколько тебе лет?

– Семь.

– Давай не будем говорить об этом. Тебе не нужно думать о СПИДе. Пока, во всяком случае.

– А что, если меня укусит вампир, заразившийся от кого-то СПИДом?

– А что, если от твоих вопросов у меня сейчас взорвется голова?

Мы дошли до церкви Святого Михаила, невзрачного викторианского здания со стенами из песчаника. На прилегающем погосте высились кипарисы. Очевидно, когда-то церковь занимала более обширную территорию. Но значительная часть погоста была отдана под расширение главной дороги. И теперь два-три десятка надгробий ютились у дальней стены кладбища, во влажной тени высоких деревьев.

В церкви наши шаги отдавались гулким эхом, там было на удивление прохладно. Пожилая женщина расставляла цветы, а викарий, взобравшись на деревянную лестницу, менял номера гимнов. Я подошел к подножию лестницы и сказал:

– Доброе утро!

Он сдвинул очки на нос и посмотрел на меня. Не старый – лет сорок пять-пятьдесят на вид, но уже лысеющий и рябой, он отличался суетливой манерой поведения и преувеличенной жестикуляцией, свойственной человеку пенсионного возраста. На нем был зеленый твидовый пиджак и зеленые вельветовые брюки.

– Секундочку, – сказал он, вставляя на место последнюю нумерованную карточку: «Гимн 345, „Бог мой, на Которого я уповаю“».

Викарий спустился с лестницы.

– Вы пришли насчет канализации? – спросил он меня.

– Нет, на самом деле, не за этим. Я хотел бы взглянуть на приходские записи.

– Приходские записи? Это будет непросто. Кроме тех, что сделаны за этот и за прошлый год, все остальные находятся у меня дома. Все зависит от того, какой год вам нужен.

– Не знаю точно. Примерно 1875-й.

– Могу я спросить, что именно вы ищете, мистер…

– Уильямс, Дэвид Уильямс. Да… Я ищу запись о бракосочетании.

– Понятно. Кого-то из ваших предков?

– Не совсем. Но из людей, мне знакомых.

– Они из местных, верно? – спросил викарий. Он повернулся к женщине, расставлявшей цветы, и крикнул: – Не загораживайте мне гладиолусами всю кафедру, я хочу видеть свою паству!

– Да, из местных, – ответил я. – Они жили в Бончерче.

– А вы уверены, что они сочетались браком именно здесь? Они могли пожениться в Шанклине, например.

– Да, возможно, но я решил начать поиски отсюда.

Викарий посмотрел на свои часы.

– Я сейчас иду домой. Можете пойти со мной, если хотите.

Мы вышли из церкви, пересекли дорогу и направились по узкой улочке к большому дому в поздневикторианском стиле, окруженному лавровой изгородью и сломанным деревянным забором. Выложенная булыжником подъездная дорожка поросла сорняками, а коричневая краска на дверях и оконных рамах вздулась пузырями.

– Простите, здание немного обветшало, – сказал викарий, открывая входную дверь. – Денег на такую роскошь, как покраска, не хватает.

Он провел нас в коридор с плиточным полом и деревянными стенными панелями. В доме сильно пахло мясом и капустой.

– Школьные обеды, – сморщив нос, сказал Дэнни.

Я шикнул на него, но викарий рассмеялся.

– Совершенно верно, – подтвердил он. – Раньше мне всегда нравились школьные обеды.

В дверях кухни появилась женщина в платье с цветочным рисунком, с аквариумом в руках. Ее лицо было бесстрастным, как маска.

– Миссис Пикеринг, – пояснил викарий. Женщина едва заметно улыбнулась.

– Если хотите, можете воспользоваться библиотекой, – викарий двинулся дальше по коридору. – Записи все там. Боюсь только, не по порядку. Вы сказали, 1875 год, верно?

– Примерно 1875-й. Я не совсем уверен.

– Вам известны фамилии сочетавшихся?

– Да… Биллингс, это фамилия жениха. А Мэйсон – фамилия невесты.

Викарий остановился, уперев руку в дверь библиотеки.

– Биллингс, говорите, и Мэйсон? Из Бончерча?

– Верно, из Фортифут-хауса.

– О… – насторожился он. – Это меняет дело. Вы ведь не собираетесь писать об этом, надеюсь?

– Нет, нет. Я декоратор, а не писатель. Сейчас я живу в Фортифут-хаусе. Навожу там марафет, чтобы владельцы могли его продать.

– Что, простите? Марафет?

– Ну, знаете, крашу рамы, чиню водосток и так далее.

– А, – кивнул викарий. – Пожалуйста, простите. Я вас неправильно понял. Дело в том, что время от времени мне приходится отвечать на разные малоприятные вопросы о Фортифут-хаусе… Знаете, всяким репортерам из желтой прессы или людям, пишущим книги о черной магии, оккультных тайнах и тому подобном. Всегда стараюсь отговорить их.

– Не знал, что Фортифут-хаус настолько знаменит, – сказал я.

– Наверное, тут больше подошло бы определение «печально известен», – отозвался викарий. Он открыл дверь в библиотеку и пригласил нас внутрь.

В душном и жарком помещении царил страшный беспорядок. Все стеллажи были забиты книгами в кожаных переплетах, фотоальбомами и пожелтевшими приходскими газетами. На потертом ковре громоздились огромные груды книг и журналов. На подоконнике, свернувшись калачиком, спал черепаховый кот. Рот у него был приоткрыт в коматозном оскале. Рядом стояла пустая бутылка из-под шампанского и африканская статуэтка, вырезанная из черного дерева.

– Говорите, вы живете там? – спросил викарий.