Книга Крайности Грузии. В поисках сокровищ Страны волков - Алексей Бобровников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У меня был выбор – остаться внизу и быть свидетелем массового убийства баранов и гуляния многотысячной толпы или подняться на гору к церкви и наблюдать тот же сюжет, но в исполнении самых заядлых приверженцев культа.
Многие прихожане несли в руках крупные ветки и поленья.
Один крепыш (кажется, в тот день я встречал его несколько раз) тащил барана на плечах, скрестив на груди его связанные веревкой ноги.
Посреди всего этого сборища людей и животных в гору взбирались священники в рясах, подхватив полы, чтобы не елозить ими по скользкому мокрому склону. Но никто не ругается, не проклинает крутой подъем и вчерашний дождь. Все знают: это Ломисоба, а значит, с утра придется попотеть, чтобы наброситься на яства с чувством выполненного долга.
Вместо маленькой церквушки на каменистой вершине стоял большой храм с несколькими входами.
Оказалось, что это действующий монастырь, а древесина, которую волокли паломники, предназначалась монахам для отопления помещений.
Так прихожане помогали тем, для кого служение Святому Георгию и богатырю Ломиси (кем бы он ни был), – не ежегодное развлечение, а каждодневный труд.
На вершине уже собралась толпа в несколько сот душ.
Церковь Ломиси в поселке Млета во время ритуального жертвоприношения в честь местного христианского праздника, напоминающего «курбан-байрам»
Почти все пришедшие столпились у дверей церкви. Я сделал то, чего стараюсь никогда не делать – а именно слился с толпой.
Люди, пробивавшиеся в церковь, кричали и толкались, но делали это очень миролюбиво.
«Что ты делаешь, это же женщина! Ты бы поосторожней… Немножко».
Замечания были адресованы какому-то русскоязычному туристу, и грузин, произнесший их, подбирал слова, вспоминая полузабытый язык.
«Извини, я нечаянно», – отвечает тот.
«Вижу, что нечаянно. Но все-таки».
Вдруг толпа начинает шуметь.
Грузины громко покрикивают, смеются и с уханьем напирают на стоящих впереди. Еще два шага, еще одна ступенька…
Расчищая себе дорогу, люди изо всех сил орудуют плечами. Но никаких рук! Толпа настолько миролюбива, насколько вообще может быть миролюбивой толпа.
Перед входом в церковь несколько человек из оцепления ослабляют хватку. (Видимо, это «богатыри Бурдули» – местные жители, выбранные старейшиной для поддержания порядка.) Это стало знаком для новой партии паломников протиснуться внутрь.
Охота на овец. Пастух выбирает жертвенное животное для праздника Ломисоба
Там, в освещенном лампадами и свечами помещении, оказалось довольно просторно. Двое служек направляют верующих: первый человек в шеренге хватает звено цепи, за ним выстраиваются остальные.
Молящиеся, с цепью на плечах, должны описать три круга вокруг колонны с иконой Святого Георгия, прося покровителя о помощи и защите.
Если бы не современное платье паломников, эти люди, место и сам обряд выглядели бы абсолютно средневековыми.
Но самое ветхозаветное зрелище довелось увидеть, выйдя из храма.
Каждый хозяин жертвенного животного (это мог быть баран, овца или даже петух) описывает три круга вокруг церкви, а затем подводит жертву к человеку с ножом.
Последнего зовут Тенгиз Бурдули, и сегодня он выполняет функции главного мнатэ — служителя культа.
По традиции, держа в руке зажженную свечу, мнатэ должен перекрестить животное.
Бережно прикрывая ладонью пламя, он заносит руку со свечой над головой барана, но в ту же секунду сильный порыв ветра гасит огонь.
Ритуал должен быть проведен со всей тщательностью, и мнатэ терпеливо ждет, пока утихнет ветер.
«Кай, кай (хороший, хороший)», – приговаривает хозяин, поглаживая разнервничавшегося питомца.
Наконец Тенгиз Бурдули зажигает свечу и читает молитву:
«Когда зажигаем свечку, мы молимся за хозяина этого животного, молимся, чтобы у этого человека все пошло хорошо. А если из его близких кто-то болен – пусть выздоровеет, а если здоров – пусть держится так, а святой Ломиса пусть присматривает за ним, за семьей и за родными».
Через минуту голова барана катится вниз с горы.
Священник выносит из церкви освященное вино. Черное и белое. В Грузии красное вино не называют «красным» – только черным. Оно и вправду черней и гуще самых густых и крепких европейских вин.
Тенгизу, человеку с ножом, приносят подношения – вино и пироги со сладковатой начинкой.
Кто-то из мальчишек, крутящихся рядом, предлагает вина и мне.
На дне стакана – остатки красного.
Верхом дурного тона было бы выплеснуть напиток – ведь на Кавказе считается честью пить из бокала друга, даже если этого друга ты знаешь всего несколько минут.
Жестом даю понять мальчику: «Наливай туда же».
Он улыбается и подает питье. Откусываю кусок пирога и, поднося ко рту напиток, вижу, как смешиваются черное и белое вино. Только то, что было на дне – гуще самого крепкого кахетинского…
Красная жидкость на глазах распадается на мелкие шарики – так свертывается кровь.
Люди, собравшиеся у импровизированного жертвенника, смотрят на меня. Теперь уже точно никуда не деться от угощения.
Я осушаю стакан.
«Кай, бичи! Кай! – говорит кто-то из них. – Хорошо, парень! Будешь еще?»
Издалека за происходящим наблюдают российские солдаты. Оттуда, где мы стоим, можно рассмотреть лишь камуфляж, но местные жители утверждают, что это именно они – солдаты пограничной заставы.
Здесь край мтеульцев граничит с территорией южноосетинской автономии, за контроль над которой Грузия и Россия воевали в 2008 году.
«В прошлом году они тоже подходили смотреть. Наши предложили им вина и закуски, – рассказывает Тенгиз Бурдули. – В этом году кто-то из нас снова ходил к ним. Мы хотели угостить их. Они снова отказались… Но мы же грузины. А они – гости, и мы всегда предлагаем гостям закуску и вино!»
В Хевсуретию через поселок Джута
Заблудившиеся в горах
«Хевсуры – небольшой, но наиболее своеобразный из всех одичавших христианских народов целого Кавказа».
