Книга Балтийцы (сборник) - Леонид Павлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше надпись: «Мичман Б.А. Хрущов, погибший при взрыве минного заградителя „Енисей“ 29 января 1904 года».
В тот день «Енисей» ставил мины на подступах к Порт-Артуру. Море свежее, но не бурное. Около часу дня его, очевидно, нанесло течением на свою же мину, которая взорвалась под его носовою частью. Судя по количеству убитых (99 человек), очевидно, взорвались погреба с минами. Огромная пробоина исключала всякую возможность спасти судно. Когда командир заградителя капитан второго ранга В.А. Степанов убедился в том, что корабль обречен на скорую гибель, он приказал команде покинуть корабль на быстро спущенных шлюпках. Сам он категорически отказался покинуть корабль и на настояния команды пригрозил, что будет стрелять во всякого, кто будет медлить с спасением. Его последние слова были: «Спасайтесь, ребята, обо мне не беспокойтесь». Это была гибель командира, это был его долг. Но вместе с ним остался добровольно и мичман Хрущов, юноша, категорически отказавшийся покинуть родной корабль, заявивший, что, если это долг командира, то его это право, право моряка и офицера. Ни уговоры, ни приказания командира не помогли, и он «принял вздох последний родного корабля».
О ком была его последняя мысль, чьи глаза сияли ему из ставшей уже далекой жизни, чье имя в последний раз шептали его уста? Об этом знает лишь седой океан, ласково и любовно принимавший его в свои объятия и унесший его в свою глубину, где царит вечный мрак, где вечная тишина и вечный покой.
Это смерть офицера.
В ночь на 26 февраля 1904 года, отряд в шесть миноносцев, под общей командой капитана первого ранга Матусевича, выскользнул из Порт-Артура на разведку. Совершенно неожиданно и почти в упор отряд натолкнулся на большое соединение японских миноносцев, шедших под охраной крейсеров, вслед за которыми появились и японские броненосцы. Отступление было невозможно, русские миноносцы приняли бой. Произошла жаркая, неравная, отчаянная схватка. Миноносец «Властный», под командой лейтенанта В.А. Карцова, потопил миной японский миноносец. Русские миноносцы старались выиграть время, надеясь на помощь из Порт-Артура, и с боем отходили. Японцы сосредоточили жестокий огонь на миноносце «Стерегущий», который оказался в критическом положении. Весь офицерский состав его погиб. На мостике неприятельским снарядом был разорван доблестный командир «Стерегущего» лейтенант А.С. Сергеев. Палуба завалена телами убитых матросов, машина подбита, отовсюду валил пар, предсмертная агония героя. Японцы окружили миноносец и расстреливали его в упор. Но вот настало полное молчание, «Стерегущий» перестал отвечать, но держался еще на воде. Тогда подошедший к нему японский истребитель взял его на буксир. Вслед за этим «Стерегущий» стал быстро тонуть, японцы спешно его покинули, и он скрылся под волнами. Что же случилось?
Два чудом уцелевших матроса, видя, что их миноносец попадает в руки врага, что над ним взовьется флаг Восходящего солнца вместо флага с крестом святого Андрея, что по палубе, залитой кровью их товарищей, застучат сапоги ненавистного врага, что им самим предстоит горечь плена, – моментальным решением, которое так быстро и бесповоротно рождает только экстаз, вспыхивающий во время боя, принесли свою жизнь для спасения чести русского имени и Андреевского флага. Они бросились в трюм, закрыли за собой все люки, в полной темноте, преодолевая все препятствия, пробрались в отсек, где находились кингстоны для затопления корабля, с твердым решением затопить миноносец, но не отдать его врагу. На палубе слышались дикие крики победителей «банзай», топали ноги, «Стерегущего» брали на буксир.
«Скорее! Скорее!»… И когда послушно, под напряжением могучих мускулов, открылись кингстоны и ворвалась широкая, ледяная струя воды, в темноте стального гроба прозвучало «ура». Сердцем своим это «ура» услышала вся далекая Россия.
Имена этих героев остались неизвестными, но бессмертный подвиг их навсегда остался дорог русскому народу. По Высочайшему повелению этот подвиг увековечен в памятнике «Стерегущему» близ Народного дома Императора Николая II в Санкт-Петербурге.
Так умирали матросы.
Беспредельно и мужество сухопутных защитников Порт-Артура. Один подвиг превосходит другой, и это так чутко и верно оценил Государь Император в своем Приказе от 1 января 1905 года, особенно в словах: «Мир праху и вечная память вам, незабвенные русские люди, погибшие при защите Порт-Артура! Вдали от Родины вы легли костьми за Государево дело, исполненные благоговейного чувства любви к Царю и Родине. Мир вашему праху и вечная о вас память в наших сердцах!
Слава живым! Да исцелит Господь ваши раны и немощи и да дарует вам силу и долготерпение перенести новое, тяжелое, постигшее вас испытание!»
Конец последней всеподданнейшей телеграммы генерал-адъютанта Стеселя Государю Императору от 19 декабря 1904 года гласил: «Великий Государь, Ты прости нас. Сделали мы все, что было в силах человеческих. Суди нас, но суди милостиво. Почти одиннадцать месяцев беспрерывной борьбы истощили наши силы. Лишь одна четверть защитников, из которых половина больных, занимает 27 верст крепости без помощи, даже без смены для малого хотя бы отдыха. Люди стали тенями».
Был чудный обычай у русских моряков. Проходя местами бывших морских сражений, где на дне океана лежат русские стальные гиганты, где спят вечным сном седые адмиралы и дремлют матросы вокруг, – там приспускался, до половины, флаг. На военном корабле выстраивалась команда, а на других собирались матросы и пассажиры, и в море, на волны, бросался венок. Если на корабле был священник, то служилась панихида, пел хор, священник осенял крестом седые волны, и ветер разносил над безбрежной могилой привет с Родины – Вечная память, Вечная память, Вечная память…
Но ушли с просторов морей и океанов русские флаги, бело-сине-красные и с крестом святого Андрея. Забыты родные могилы. Только еще чайки помнят те дни, когда над этими волнами, в широком просторе, раздавались раскаты взрывов далеких, глухих. Черкнув крылом о гребень волны над безмолвной могилой, с криком, полным безысходной тоски, они взмывают в лазурь равнодушного неба. А кругом все пусто, ворчит седой океан и поет свою извечную песню.
Сан-Франциско
1954 г.
Листки календаря срывались и уносились капризным ветром жизни в прошлое, невозвратное. Молодость срывала листки-дни небрежно, весело, беспечно. Жизнь казалась бесконечной, горе мимолетным. В зрелом возрасте к листкам стали относиться внимательнее, дольше задерживали в руках, вспоминали прошлое, но больше думали о будущем. Строилась жизнь, царствовала надежда. Придя к черте, за которой садится солнце, усталая рука осторожно срывает прожитый листок-день. Не последний ли? А властное прошлое неумолимо напоминает о себе, о каком-то, когда-то давно, прожитом дне, оставившем неизгладимый след свой. И тянутся нити воспоминаний извилистыми путями-переходами, по которым прошла беспечная красавица жизнь, а память любовно собирает рассыпанный жемчуг из ее разорванного ожерелья.
