Книга Ангел. Право выбора - Остин Марс

Я решил слетать и глянуть на Дёмина, почему-то захотелось. Он сидел за компом в незнакомой мне комнате и действительно марал учебник, а излучаемый им букет эмоций заставил меня сочувственно улыбнуться — это я мог понять, даже очень. Терпкую смесь из гордости, восхищения и ревности, когда самый твой человек счастлив где-то далеко от тебя. Я так смотрел на Ксюху, когда её поздравляли на одной большой выставке, в которой она принимала участие — она была довольна как слон, её все обнимали, а я сидел с натянутой улыбкой и мечтал, чтобы вся её радость, которую она сейчас тратит на всяких левых людей, была моя. Чтобы мы были только вдвоём, чтобы её обнимал я, а не какие-то левые художники. Хотелось подбежать и заорать «уберите руки!», схватить её, унести в укромное место и просто сожрать, чтобы она была целиком моя, только моя и ничья больше, чтобы никто её не видел и она никого не видела, кроме меня.

Максим бросил короткий взгляд в монитор, где Светка радостно махала в камеру, улыбнулся и перевернул страницу, опять берясь за карандаш.

***

Прилетели домой они в субботу, так что увидеться сразу не получалось. Светка постоянно теребила телефон и наконец он не выдержал и зазвонил.

- Психбольница имени Кащенко! - радостно пропела Светка.

- Приезжайте срочно, мне кажется, я схожу с ума, - весело ответил Максим и они оба тихо рассмеялись. - Можешь говорить?

- Да, мама в ванной, ещё минут пять точно есть, - Света закрыла дверь поплотнее и села на кровать. - Как съездил к родителям?

- Да как обычно, тоска смертная. А ты как добралась?

- Как обычно, - вздохнула она, - устала.

- Золото тяжелое? - хохотнул Макс.

- Конечно — целых три штуки! Знаешь, как тяжело?

- Знаю, - вздохнул он. - Тяжело, капец. Желания загадывала?

- Конечно, - кокетливо хихикнула Света. - Ничего не скажу, пока не сбудутся! Твои, кстати, уже все сбылись? Ты что-то говорил про «вот-вот».

- Два из трёх — уже. Третье, я думаю, тоже скоро будет, хоть по нему и бронза получилась. Не знаю даже, то ли я плохо хотел, то ли тот китаец загадал что-то более важное...

- Ой, всё, - шепотом перебила его Светка, - мама воду выключила, сейчас выйдет. Пока. Спасибо за всё.

- Давай.

Она быстрее отключилась и удалила разговор из входящих.

Я стал мотать дальше, мне было интересно найти всё-таки «тот самый» день, парочка чемпионов продолжала весело кататься в трамвае, всё меньше напоминая просто друзей, я видел, как сильно Светке хочется к нему прикасаться без причины, но она сдерживалась — то ли стеснялась, то ли боялась. С парнем было сложнее — он, в отличие от Светки, ничего не стеснялся и не боялся, просто вёл себя осторожно, чтобы не выглядеть наглым. Ему это тяжело давалось.

Я как-то заметил забавную картину, как в приоткрытое окно трамвая влетел кленовый листик, маленький и уже жёлтый, причём нырнул прямиком Светке в декольте. Чтобы попасть в очень скромный вырез её кофты, листик должен был быть пилотом высшего класса, но ему это удалось. Максим оценил этот пилотаж одобрительным кивком и мурлычащим:

- Ммм, а листик знает, куда падать.

Светка засмущалась и раскраснелась, вытащила дерзкий листик и хотела выбросить обратно в окно, но Макс его отобрал и спрятал в карман, не слушая возражений и обещая, что засушит и поставит в рамочку.

А спустя полтора часа сидел за столом в своей комнате, задумчиво вращая смелый листик пальцами и истекая смутным волнением, смешанным с откровенным желанием, таким острым, какое бывает только у абсолютно здоровых подростков без пары. Его мысли парили где-то далеко и им там очень нравилось, возвращаться в суровую реальность не хотелось, но он вернулся. Отложил листик и с силой потёр лицо, шепча:

- Возьми себя в руки, животное!

Резко встал, бросил листик между страниц открытого учебника с изрисованными полями, захлопнул и сунул на полку. Мне было его жаль.

***

«Тот самый» день оказался в конце сентября, он действительно был мокрый и грязный, да к тому же холодный. Моросил мерзкий дождик, недостаточно сильный, чтобы открывать зонт, но заставляющий вытирать лицо, Светка топталась на остановке и смотрела себе под ноги, злобно затаптывая желтые листья поглубже в грязную лужу. Когда трамвай подъехал, она молча вошла и взяла у Максима рюкзак, не поднимая глаз, стала на своё обычное место и только когда трамвай тронулся, в первый раз бросила взгляд на встревоженное лицо парня. Он даже здороваться не стал, потому как знал, что она не услышит.

Светка потопталась на месте, потом решилась и сняла наушники, посмотрела на Максима немного виновато и набрала воздуха, чтобы что-то сказать... посмотрела в его всё понимающие глаза и отвернулась — врать не захотела. Опять сунула в уши наушники и закрыла глаза. Он осторожно вытащил у неё один наушник, наклонился и вставил себе, тут же поморщился и отдёрнул, как будто его током ударило, покачал головой и вернул ей, только тише сделал, на два щелчка. Света поправила наушник плечом и опять на секунду взглянула на Макса, со смесью вины, боли и обиды, невыплеснутого раздражения и нервной дрожи, которая уже прорывалась в каждом её движении.

Он секунду посмотрел в её лицо, потом забрал из её рук свой рюкзак, забросил на плечо и расстегнул куртку. Она шмыгнула носом и опустила голову, я не понимал, чего они оба ждут. А когда трамвай остановился на следующей остановке, понял — толпы. Как только в вагон набились мокрые раздраженные люди, обжавшие их со всех сторон, Максим уперся обеими руками в поручень, а Светка обеими руками схватилась за парня. Уткнулась лицом ему в грудь и разревелась, комкая в руках низ его пайты и трясясь как в истерике.

На следующей остановке людей стало ещё больше, все толкались и ругались, обсуждали погоду и оттоптанные ноги, трамвай грохотал и скрипел на поворотах, никто не обращал ни малейшего внимания на плачущую девушку. Я подумал, что в нашем городском транспорте умереть можно — никто не заметит. Светка ревела, прижимаясь к Максиму и прерывисто всхлипывая, парень стоял ровно и молча, вокруг него клубилось сочувствие и злость на себя за то, что ничего не может сделать. А Светке постепенно становилось легче — спустя минут десять, когда они подъезжали к следующей остановке, она уже не плакала, но продолжала прижиматься щекой к его груди.

Когда большая часть толпы вышла, Максим попытался мягко отстраниться, но Света шагнула вместе с ним, оставаясь на прежнем расстоянии, а потом медленно разжала пальцы, мнущие пайту, провела ладонями по его талии и сцепила пальцы в замок за спиной. Он замер. А она потёрлась лицом о его грудь, как кошка, провела ладонями по спине под курткой, вверх до лопаток, потом вниз до пояса, прижимаясь ещё крепче.

Это было уже не отчаянное цепляние за кого-нибудь, лишь бы выплакаться, это была откровенная ласка, недвусмысленная. Максим растерянно замер, бросил быстрый взгляд на полупустой вагон, но никто не обращал на них внимания. Тогда он осторожно наклонил голову и прижался щекой к её макушке, подождал реакции, не дождался, так же мягко и осторожно положил ладонь ей на спину, перехватив поручень поудобнее второй рукой. Опять ноль реакции. Я чувствовал его напряжение и жажду, слышал даже отсюда, как отчаянно сильно колотится его сердце и понимал, что Светка это тоже слышит. А ведь это почти признание, учащенный пульс в таких случаях даже палевнее, чем эрекция — её может вызвать любая мимопроходящая задница в шортиках. А вот заставить сходить с ума сердце может только человек, который даже в мешок завернутый останется желанным.