Книга Последняя принцесса Индии - Мишель Моран
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поскольку мы имели дело только с просительницами, не было никакой нужды в загородках и неоправданной таинственности. Рани полулежала на груде шелковых подушечек. Дургаваси восседали на бархатных подушках. Трио музыкантш играло легкую музыку во внутреннем дворике. Весь день просительницы подходили одна за другой к рани и кланялись до земли, в глубочайшем почтении делая жест намасте. Они протягивали тарелки с тилгулом (маленькими шариками из кунжута и патоки), а в ответ получали тростниковый сахар и рис. После обмена вслух зачитывалась просьба, и рани обсуждала с просительницей ее основательность или безосновательность.
К концу дня вперед выступила юная девушка. Она протянула рани свой дар в простой глиняной миске. Маленькие шарики сластей выглядели так же, как на тарелках других просительниц, но Кахини вдруг вскочила со своей подушки, объятая ужасом.
– Эта девчонка – из деревни, – с нажимом произнесла она. – Кто знает, что может быть намешано в ее миске?
Схватив миску, Кахини пересекла отделяющее ее от незанавешенного окна пространство и одним движением высыпала подношение девушки в пыль, причем с такой брезгливостью, словно это было дерьмо.
Молоденькая просительница разрыдалась и убежала. Кроме этого скромного подношения, она ничего не могла предложить, но ее дар был с презрением отвергнут.
Кахини вернулась на свое место подле рани. Музыкантши продолжали играть, но оставшиеся просительницы оставались стоять словно вкопанные.
– Кахини! – молвила рани. – Прошу тебя… уйди-ка в дургавас.
– Ваше Высочество! – начала Сундари. – Я уверена, что Кахини…
– Это не подлежит обсуждению. – Голос рани звучал резко, хотя она никогда не повышала тон, предпочитая говорить полушепотом. – Немедленно!
Кахини подчинилась.
– Где девушка из Рампура? – спросила рани.
Никто из просительниц не проронил ни слова. Голос рани смягчился.
– Видите эту женщину? – спросила рани, мотнув головой в мою сторону. – Сита родилась в деревне Барва-Сагар. Дургаваси, сидевшая здесь, была украшена золотом. Все в этой комнате восхищались ее внешностью. Сита Бхосале носит украшения из серебра. Думаете, мне есть до этого дело? А теперь… Где та девчонка, которая здесь стояла?
Ни одна среди двух сотен женщин, замерших перед нами, даже не пошевелилась. Беременной рани хотелось побыстрее завершить дурбар, но она терпеть не могла несправедливость.
– Сита, хочешь что-нибудь сказать?
Я поднялась. Никогда прежде я не обращалась к толпе.
– То, что сказала рани, правда, – немного волнуясь, произнесла я. – Я из деревни Барва-Сагар, а женщина вот там, – я указала на Джхалкари, – из далитов. Прежде она тоже жила в деревне.
По толпе женщин прокатился удивленный шепот.
– Не смущайтесь. Некоторые люди настолько бедны душой, что все, чем они обладают, – это золото. У нас, однако, есть гордость.
Девушка неуверенно вышла из толпы. Рани взмахом руки подозвала ее к себе. Она пришла просить землю. Ее отец умер, не оставив сыновей. Их надел передали младшему брату отца, пьянице и обманщику. Девушка пришла пешком из Рампура, не послушав совета старших, в надежде, что рани поможет.
– Что твоя родня сказала по этому поводу? – спросила рани.
Девушка стояла, глядя себе под ноги.
– Они сказали, что я покрою себя позором, – призналась она, – если попытаюсь изменить существующий порядок вещей. И еще сказали, что никто мне не поможет.
– Ладно, с этого времени земля принадлежит тебе. Всякий, кто посмеет оспорить мое решение, будет иметь дело с законом Джханси!
– Мило! – прозвучал мужской голос.
Послышалось хлопанье в ладоши. В мгновение ока женщины прикрыли свои волосы дупаттами. Многие из них коснулись лбами пола.
Рани привстала со своей подушки. Видно было, что она рада его видеть.
– Ваше Высочество…
– Вспомнил строки из Руми: «Лев грациознее всегда, в поисках рыская пищи…» – ступая по залу, продекламировал раджа. – Ты рождена для этого, Ману.
Рани выглядела смущенной.
– Вы долго там стояли?
– Достаточно долго, чтобы услышать, как одна из твоих дургаваси произнесла весьма умные слова.
– Это Сита Бхосале, – повернувшись в мою сторону, сказала рани.
Я прижалась лбом к полу.
– Сядь! – сказал мне раджа.
Я подождала, пока рани вернулась на свое место и только после этого снова уселась на подушку подле моей госпожи.
– «Некоторые люди настолько бедны душой, что все, чем они обладают, – это золото». Весьма живописно сказано. Это ты придумала?
– Полагаю, я, Ваше Высочество.
Я старалась не пялиться на губы раджи, которые он весьма искусно покрыл помадой.
– Хорошо, Сита Бхосале. Если твоя рука хотя бы наполовину такая же сильная, как твое воображение, моя жена может чувствовать себя в Джханси в совершенной безопасности.
После этого раджа помахал просительницам рукой и удалился.
Вечером, после того как мы вернулись в дургавас из храма, я увидела, что кто-то сломал мою статуэтку Дурги. Ее красивая деревянная головка лежала на моей кровати. Та, которая это сделала, хотела, чтобы я поняла: это преднамеренно. Мои глаза наполнились слезами. Эту статуэтку вырезал отец из куска полого внутри мангового дерева. Нижняя часть тела была ловко отделена от верхней, а внутри хранились четки. Я показала отломанную головку Джхалкари, которая тотчас подтвердила то, о чем я уже догадалась.
– Кахини!
Прежде чем я успела ее остановить, девушка выхватила из моих рук мурти и ринулась через комнату.
Кахини сидела на кровати, расчесывая и заплетая волосы в косы. Завидев Джхалкари, она отложила гребешок в сторону.
– Не приближайся. Мне все равно, что рани думает о далитах. Я не хочу, чтобы ты испачкала кровать.
– Это ты сделала? – спросила Джхалкари.
– Что? Наша маленькая новобранка не может сама подойти ко мне и спросить? Она что, боится?
– Отвечай!
Кахини пожала плечами.
– Да… случайно.
– Как можно случайно разбить мурти?
Кахини встала и направилась ко мне.
– Извини, Сита. Я занималась малкхамбом.
– В дургавасе?
Она проигнорировала мой вопрос.
– Если ты отдашь мне мурти, я найду человека, который ее починит.
Я перевела взгляд на Джхалкари, подозревая очередную хитрость со стороны Кахини.
– Сколько времени это займет?
– К концу недели все будет сделано. Это произошло случайно, – с несвойственными нотками сожаления в голосе произнесла Кахини. – Мне и впрямь очень жаль.