Книга В плену любви - Ли Стаффорд

Ее муж не оказывал ей никакой поддержки, хотя она так нуждалась в ней во время первого важного выхода в свет в новой для нее стране; она постаралась найти нужную поддержку у Линнет.

— Я, к сожалению, не говорю по-итальянски, — поведала она Линнет тихим голосом. — Мне бы хотелось так же свободно говорить, как это делаете вы.

— Вы скоро начнете свободно говорить. Когда я приехала сюда, я тоже объяснялась с большим трудом. А это было всего несколько месяцев назад, подбодрила ее Линнет. — Кроме того, рядом с вами будет ваш муж, он сможет помочь вам!

Беверли с обожанием посмотрела на Паоло, который был занят оживленным разговором с Максом. Казалось, она испытывала какие-то сомнения.

— Я надеюсь на это, — вздохнула она. — У нас все еще продолжается медовый месяц, но Паоло все время занят с другими людьми.

— Ну, если он разговаривает с Максом, то только по делу, поэтому вам не следует расстраиваться.

— Да, Парло работает для моего папочки, вы знаете; и папочка хочет, чтобы он привлек синьора ди Анджели в наш бизнес, — неопределенно заметила Беверли.

Папочка, видимо, был главой фирмы, так что для Паоло было совсем неплохо жениться на его дочери, подумала Линнет с немалой долей цинизма. Ей стало жаль скромную девушку. Хотелось надеяться, что брак вызван не только чистыми амбициями со стороны жениха!

Низкий, чувственный голос Антонии вклинился в разговор.

— Паоло и Макс обсуждают вовсе не проблемы электроники, — намекнула она по-итальянски, потом увидев, что Беверли смотрит на нее непонимающим взглядом, перешла на английский и повторила свое высказывание:

— Особенно сейчас, когда к ним присоединился мой отец, — добавила она.

— Простите, я не понимаю, — прошептала канадка, она явно благоговела перед своей элегантной невесткой.

— Линнет все объяснит вам, — захохотала Антония, в ее янтарных глазах загорелся огонек вызова, когда она смотрела на Линнет. Неприятная улыбка играла на ее красивых губах.

— Сомневаюсь, — Линнет постаралась сказать это как можно равнодушнее. Потому что не имею ни малейшего понятия, что вы имели в виду.

Естественно, это была откровенная ложь. Она прекрасно понимала, что подразумевала Антония. Главы семейств обсуждали объединение, но отнюдь не компании.

— Мне кажется, что вы все понимаете, — небрежно заметила Антония.

Ну и что, если она поняла, подумала Линнет.

Почему тогда эта великолепная итальянская львица с дьявольскими замашками так старалась, чтобы Линнет признала это?!

Антония со значением пожала плечами и включила на полную мощность свое очарование и направила его на Беверли, которая заметно смутилась.

— В этом доме скоро произойдут изменения, — продолжала Антония, — и Линнет, которая не так уж непонятлива, как пытается изобразить, прекрасно знает об этом!

Линнет отдала бы миллион за то, чтобы незаметно ускользнуть с этого сборища! Но такая возможность полностью отсутствовала, поэтому она спокойно сказала:

— Я совсем не непонятлива и не пытаюсь притворяться. Все, что вы утверждаете, может быть правдой, но так как меня к этому времени уже здесь не будет, я ничего не могу сказать по этому поводу.

— Вас здесь уже не будет? — Паоло отошел от Макса и своего отца и переместился к ним, повторив последние слова Линнет. — Мне так неприятно это слышать. Почему вы должны уезжать отсюда?

Одна его рука лежала на плече жены, что было совершенно естественно, а вторая рука угнездилась на плече Линнет. Она внезапно перехватила взгляд Макса с противоположной стороны комнаты — в нем читалось явное отвращение. Она осторожно отступила на шаг, тем самым освободившись от прикосновения Паоло. Но не Макс был тому причиной. Просто ей не нравилось, как откровенно и сладострастно оглядывал ее Паоло, как бы не замечая, что его собственная жена стоит рядом с ним… Линнет он совсем не нравился.

Откровенно говоря, ей был неприятен весь клан Даниэли. Синьор Даниэли старался оценить каждого в рамках финансовой значимости. И затем принять или не принять эту личность. У его жены были пронзительные, злобные глаза и надменные манеры. Что касается Антонии…

Она ответила вежливо, но достаточно твердо и формально:

— Я совсем никуда не сбегаю, синьор…

— Паоло, — настойчиво подсказал он, продолжая гипнотизировать ее взглядом. Линнет не захотела его так называть.

— Я просто должна вернуться в Англию и заняться своими собственными делами.

— Какими? — продолжал настаивать Паоло, как бы ненароком обнимая ее за талию. — Что такое вы собираетесь делать, если для этого должны покинуть нашу страну?

— Я — студентка, — коротко ответила Линнет, собираясь прекратить этот разговор. Антония тихо засмеялась.

— Все окутано тайной. Нам объяснили, что Линнет училась, чтобы стать оперной певицей, — небрежно заметила она. — Мы никогда не слышали, как она поет, поэтому приходится верить ей на слово!

Ее тон был шутливым, и посторонний наблюдатель, может быть, не обратил бы внимания на ее слова, отнеся их к обычной болтовне на приеме. Но Линнет с ее музыкальным тренированным слухом легко могла различить в высказывании Антонии издевательскую снисходительную ноту. Она вдруг обнаружила, что вокруг нее образовался молчаливый, напряженный вакуум и что в этот раз она должна дать отпор! Она не имела ни малейшего понятия, почему вдруг Антония решила объявить ей войну, но понимала, что если даже это впоследствии убьет ее, разрушит ее будущее, или она останется безгласной до конца своих дней, она должна поставить на место эту агрессивную и наглую женщину!

— Я что-то не припомню, чтобы я пыталась рассказать вам что-то о моем призвании, синьорина, — спокойно заметила она. — Но это все неважно. Если вам этого хочется — я спою для вас!

Выпрямившись, легко положив руки на диафрагму, Линнет глубоко проветрила легкие, так как ее этому учили. Ее голос прекрасно отозвался, именно так, как ее учили. В комнате, где внезапно воцарилась мертвая тишина — урони булавку, ее падение отозвалось бы грохотом в ушах присутствующих, Линнет спела великолепную арию Моцарта. Каждая нота звучала чисто и правильно, как хрустальный колокольчик, каждый слог выпевался как отдельное произведение оперного искусства. Более того, ее страдающее сердце, которое иначе не могло выразить свою боль, перелагало ее в музыку и придавало новое звучание известной арии. Линнет пела и ее итальянская аудитория внимала ей с огромным уважением, пока она не кончила петь!

Тишина продолжалась и после того, как замолкли последние ноты. Линнет вдруг увидела, что к ней прикованы глаза всех присутствующих. Ее не волновали ни восхищение во взгляде Паоло, ни новая переоценка ее возможностей, которую она смогла прочитать в глазах синьоры Даниэли. Даже удовлетворение от того, что она смогла разоблачить инсинуации Антонии, которая сейчас молча стояла, словно окаменела, не принесло ей той радости, которую она могла бы ожидать.