Книга Уравнение со всеми известными - Наталья Нестерова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Безусловно.
Анна отрицательно покачала головой:
— Законы природы не так просты, как может показаться с первого взгляда. Если в организме беременной женщины наблюдается жизнеугрожающий дефицит каких-то веществ, то природа недодаст их ребенку, а не матери, сохранит ее жизнь, в ущерб плоду. При нехватке йода обмен веществ перестроится таким образом, что щитовидная железа матери будет защищена, а ребенок родится умственно отсталым кретином.
Кроме того, многие врачебные принципы с точки зрения обывательской логики кажутся кощунственными. Представьте ситуацию: война, масса раненых, или из мирной жизни — катастрофа, крушение поезда, а врач один. Что он делает? Бросается к первому же потерпевшему? Ничего подобного. Он идет по рядам и сортирует раненых — этот во вторую очередь, этот в последнюю, безнадежен, этот в первую очередь. По-человечески, с позиции страдающего человека, подобный отбор негуманен. Но именно он поможет сохранить жизни большему числу людей. Выбор: мать или ребенок — из того же порядка.
“Слишком много про аборты. Надо перевести на работу центра и назвать имена врачей, не все же про себя, любимую”.
— Ваша позиция врача может быть легко опровергнута, например, священниками.
— Безусловно. Поэтому давайте лучше поговорим о деле более благородном и совершенно противоположном. У нас успешно работает отделение бесплодия и экстракорпорального оплодотворения — того, что в народе называют “детьми из пробирки”. Вот где настоящие трагедии и драмы находят счастливый конец. Загляните на третий этаж, там в холле больше сотни фото ребятишек, которые появились на свет благодаря усилиям наших специалистов. Завотделением зовут Елизавета Витальевна Никитина. И что вы думаете? Каждого второго ребенка называют либо Лизой, либо Виталиком, либо Никитой. Или всеми именами сразу, если тройня.
— Неужели часты тройни?
— Нередки. Дело в том, что для подстраховки женщине вводят несколько оплодотворенных яйцеклеток. И бывает, что все они приживаются. Со многих точек зрения, лучше оставить один зародыш, но еще не было ни одной женщины, которую бы удалось уговорить редуцировать остальные.
— Анна Сергеевна, сейчас медицинских центров, подобных вашему, немало. Не боитесь конкуренции?
— От нашей конкуренции больные только выиграют. А с точки зрения коммерческой — нет, тоже не боюсь. Мы начали раньше других и внедрили кое-какие секреты.
— Поделитесь.
— Какие же это тогда будут секреты?
— Коммерческая тайна?
— Скорее, профессиональная хитрость. Хорошо, я расскажу. — Анна сделала вид, что сдалась и уступила обаятельной улыбке журналиста. — У меня в столе есть книга, которую коллеги называют “черным ящиком”.
— И это?..
— Список лучших врачей России.
— Не понял.
— Представьте себе, что у вас случился какой-то недуг, не дай бог, конечно. Вас привозят в больницу, и вы, естественно, добиваетесь, чтобы вас оперировал и наблюдал лучший специалист по показателям в работе: заведующий отделением или профессор, чья кафедра базируется в этой клинике. Правильно?
— Правильно.
— Не правильно. Завотделением и профессор могут брать себе больных попроще, с гарантированным прекрасным результатом. А рядом есть какой-нибудь Иван Иванович или Моисей Аронович, пьяница, с пятью женами разошелся, и больные у него нередко мрут.
— К нему и надо рваться? — усмехнулся Олег Олегович.
— Совершенно верно. Потому что он хирург от Бога, потому что ему достаются самые тяжелые, подчас безнадежные пациенты, а он их спасает. Такой умница доктор есть в каждой больнице, в каждом отделении, и собирать мы их стали, потому что сами вначале не могли открыть много отделений. Если человек вылечил у нас зубы, увидел качество, то грыжу ребенку он хочет прооперировать под нашим патронажем. А когда мы купили это здание, стали его ремонтировать, постепенно открывать свои отделения и оснащать их самой современной техникой, то, естественно, приглашали лучших специалистов.
— Анна Сергеевна! Случись нужда, вы не откажете мне, то есть для меня, заглянуть в свою заветную книжку?
— Будет зависеть от статьи, которую вы напишете. Шучу. Обращайтесь в любое время.
Анна не стала добавлять, что среди московских врачей ее книжка уже стала чем-то вроде книги Гиннесса. И слова “он у Самойловой в черном ящике” были высоким профессиональным признанием. Другое дело, что книгу Анна никому не показывала: кроме специальных сведений, там содержались данные о склонностях и наклонностях, слабых местах кандидатов, их семьях и возможных методах переманивания.
В кабинет заглянула Настя:
— Анна Сергеевна, Руденко на операции, а больной от Матросова рвется к нему на прием, скандалит. Говорит: или главврач его может удовлетворить, или вы.
— Я бы хотел увидеть ваши рабочие будни, — оживился журналист.
— Хорошо, — согласилась Анна. — Настя, убери посуду и пригласи больного через три минуты. А пока я вам, — она обратилась к Олегу Олеговичу, — поясню, в чем дело.
Уролог Евгений Александрович Матросов специализировался на лечении простатита — воспалении предстательной железы, которым страдает тридцать процентов мужчин после пятидесяти и восемьдесят — после шестидесяти. Врач он прекрасный, но манера его общения с больными, мягко говоря, неординарна. Он “тыкает” всем без разбора, кричит на пациентов, оскорбляет их, подпускает матерок и всячески обвиняет больных в их болезнях. На кого-то это действует самым чудотворным образом — больной воспринимает грубость врача как свидетельство неравнодушного к нему отношения и возложения на себя обязанностей по полному излечению. Но было немало людей, которых возмущал хамоватый тон врача. Вошедший в кабинет пожилой мужчина явно относился ко второму типу.
— Я требую, чтобы мне поменяли врача! Я заплатил деньги и имею право на уважительное к себе отношение.
— Присаживайтесь, — сказала Анна. — Как вас зовут?
— Валентин Валентинович. Нет, вы знаете, что этот, с позволения сказать, эскулап мне заявил? Я просто не могу повторить в присутствии женщины.
Анна примерно представляла, что заявил Матросов. Что-нибудь вроде “Чего ты на меня уставился? Меня не глаза твои, а член интересует. Снимай штаны, ложись на кушетку. Небось, притащился ко мне, когда с жены с позором слез. А раньше где ты был? На струю бы свою хилую посмотрел. Ты что, с закрытыми глазами мочишься?”.
— Валентин Валентинович! Мы, конечно, удовлетворим ваше требование. Более того, сделаем это с удовольствием, потому что к Матросову записываются уже за две недели, а дать ему больше полутора ставок мы не имеем права по закону. У вас будет другой и очень хороший врач. Я хочу извиниться перед вами за Евгения Александровича. И, поверьте, вы не первый, перед кем я извиняюсь.