Книга Тайные наслаждения - Джорджетт Хейер

– Точнее, один из агентов Бони[30], – поправил себя Никки. – Джон говорит, что у него их много, да и у нас в стране их полно.

– Однако что могло понадобиться французскому агенту от твоего кузена?

– Не знаю и, говоря по правде, я никогда бы не подумал, что Евстасий мог быть кому-нибудь полезным, – ответил Никки. – Но теперь готов биться об заклад, что именно так оно и было! – Он вгрызся в кусок холодной телятины и невнятно продолжал с набитым ртом: – Смею предположить, мы еще увидим того типа, причем очень скоро. Судя по всему, мы с вами столкнулись с чем-то по-настоящему грандиозным!

Было совершенно очевидно, что подобная перспектива не вызывает у него ничего, кроме неподдельного энтузиазма. А вот Элинор отнюдь не разделяла воодушевления Никки. Чувствуя, как по спине у нее пробежал холодок, она сказала:

– Не говори так! Если это правда, то мне даже страшно представить, что с нами может случиться в этом ужасном доме!

– Как раз об этом я и думал, – кивнул Никки, щедрым слоем намазывая горчицу на очередной кусок говядины. – Все что угодно! Словом, я остаюсь здесь!

– Но я не останусь здесь ни за какие блага! – язвительно заявила Элинор. – У меня нет ни малейшего желания вести жизнь, полную таких приключений!

– Вы разве не хотите поймать одного из агентов Бони? – поинтересовался Никки так, словно не верил своим ушам.

– Ничуть. А если бы и поймала, то не знала бы, что с ним делать. Хотя нет, знаю! Посадила бы твою ужасную собаку сторожить его!

– Да уж, мой пес сторожил бы его как нельзя лучше, не так ли? – во весь рот ухмыльнулся Никки. – Ох, кузина Элинор, не могли бы вы оказать мне любезность и выпустить беднягу из денника? Я говорил об этом Барроу, но тот отказался наотрез. Он такой трус, оказывается!

– А собака меня не укусит? – спросила Элинор.

– С чего бы это моему псу вас кусать? – подбодрил девушку Никки. – Только не отпускайте его далеко! Мне бы очень не хотелось, чтобы чертовы сторожа сэра Мэттью подстрелили его.

– А вот я была бы не против, – заявила Элинор и отправилась выпустить пленника.

Как выяснилось, Баунсер даже не помышлял о том, чтобы укусить ее. Он приветствовал девушку как свою благодетельницу, с которой был разлучен на долгие годы. Пес несколько раз подпрыгнул, пытаясь лизнуть ее в щеку, пронзительно и визгливо залаял, отчего у нее заложило уши, трижды обежал конный двор и наконец притащил девушке громоздкую ветку, которую, по его убеждению, она должна была бросить ему, чтобы он принес ее обратно. Однако Элинор отказалась играть с ним в эту игру, справедливо заподозрив, что развлечение может продолжаться до бесконечности и вместо этого позвала пса следовать за ней в дом. Подхватив с земли свою ветку, он потрусил рядом с ней. Баунсер занес бы палку прямо в холл, если бы девушка не помешала ему. Поскольку пес остался глух ко всем увещеваниям Элинор бросить ее, девушка просто ухватила ветку за один конец и стала тянуть на себя, пытаясь вырвать. Обрадовавшись тому, что она предложила ему забаву, которую он знал и любил, Баунсер с воодушевлением принялся играть в «перетягивание каната», время от времени кровожадно порыкивая и яростно виляя хвостом. К счастью, поскольку Элинор не могла составить ему конкуренцию, в этот момент из-за угла особняка показался грум, и Баунсер, заприметив его, отпустил ветку, дабы загнать бедолагу обратно. Элинор поспешно зашвырнула палку в густые колючие кусты. Вскоре Баунсер вернулся к девушке с довольным видом пса, исполнившего свой долг, уселся перед ней и склонил голову набок, вопросительно глядя на нее. Он снизошел до того, чтобы сопроводить ее в дом, хотя явно остался невысокого мнения о ее умственных способностях, раз она предпочла сидеть взаперти в такое славное утро. Но когда она привела его наверх, в комнату Никки, пса охватила неподдельная радость при виде хозяина, которого он не видел целых десять часов. Он, запрыгнув на кровать, принялся визжать и скулить попеременно, в экстазе облизывая лицо Никки. После чего, призванный наконец к порядку, вновь спрыгнул на пол и простерся у огня, часто и шумно дыша.

– Что ему нужно – так это хорошая долгая пробежка, – заявил Никки, ласково глядя на своего любимца.

– В самом деле? – вежливо спросила Элинор.

– Я всего лишь подумал, кузина, что если вы собрались на прогулку, то могли бы взять его с собой, – пояснил юноша.

– Я знаю, что ты размышлял именно об этом, – парировала она, – но поскольку я прекрасно представляю себе, что это будет за прогулка, то благодарю покорно! Избавь меня от такого счастья!

– Нет, но сейчас он уже умеет вести себя хорошо, – встал на защиту своего любимца Никки. – Я уже научил его, что нельзя давить цыплят или гонять овец, поэтому, если вам не встретится по дороге другая собака, Баунсер не доставит вам ни малейших неприятностей.

– Он уже очень хорошо побегал, гоняя конюха, – отрезала Элинор. – А сегодня я вообще не собиралась на прогулку.

– Что ж, будем надеяться, что уже совсем скоро я сам смогу выгулять его! – заявил Никки.

– Сегодня ты останешься в постели!

– На целый день? Ни за что! Конечно, я встану! Боже милосердный, со мной все в полном порядке, не считая дыры в плече!

Однако девушка взяла с Никки обещание, что он не будет вставать, по крайней мере, до тех пор, пока его не осмотрит доктор Гринлоу, после чего отправилась посовещаться с миссис Барроу. К тому времени как Элинор вышла из кухни, у крыльца уже стояла бричка доктора, а сам он снимал пальто в холле. Миссис Шевиот сообщила ему, что пациент чувствует себя весьма сносно, между тем, провожая доктора наверх, настоятельно попросила не разрешать Никки вставать сегодня с постели. На это Гринлоу сухо ответил: он сомневается, что кто-либо сможет удержать Никки, если ему придет в голову блажь встать.

– Жаль, его брата здесь нет! – вырвалось у Элинор.

– Да, вот его-то мастер Никки послушался бы непременно, – согласился доктор.

– В случившемся я виню только себя!

На лице доктора отразилось легкое удивление.

– Не понимаю, при чем здесь вы, мадам, – сказал он.

Она вдруг вспомнила, что Никки не желал посвящать Гринлоу во все перипетии вчерашнего происшествия, и быстро ответила:

– Потому что я позволила ему остаться здесь на ночь!

– Ах, вот оно что! – протянул тот. – С мастером Никки случается не одно, так другое. Смею вас уверить, он серьезно не пострадал, мадам.

Осмотрев Никки, доктор обнаружил, что рана заживает вполне удовлетворительно, чего и следовало ожидать, и пульс у пациента, хотя и частит слегка, все-таки не внушает опасений. А вот завтрак, которому, как выяснил Гринлоу, Никки воздал должное, он осудил в самых недвусмысленных выражениях, заявив, что на всякий случай пустит ему кровь.