Книга Кома - Сергей Анисимов

– Ну!

Без толку. Крестик самолёта выскальзывал из пересечения прожекторных лучей, которые сразу начинали метаться, и только ещё целую вечность, одну или две минуты в месте, которое сетчатка помнила, как сияющую букву «Х», продолжало рваться и мельтешить блеклыми вспышками.

Именно тогда, оторвавшись от наблюдения за поглощающим снаряды небом она увидела мелькнувшую в проходе между бараками фигуру. На одну секунду раньше, и она просто не заметила бы ничего, продолжая промаргиваться. Но теперь то, что ей не показалось, рядовая Опарина, которую подруги звали «Синица» за любовь поговорить, поняла сразу. Кто-то смотрел на неё из темноты.

Снаряжательная мастерская работала в две смены, но на их производстве день был всё-таки десятичасовой. Поэтому сейчас, ночью, на отгороженной глухим забором территории не должно было быть никого кроме караула из неё самой и трёх других девочек. Тень исчезла в другой тени, плывущей влево и вправо от до сих пор перемещающихся в стороне, над Ржевкой, прожекторных лучей. Налёт вроде бы затихал. Страх – нет.

Год назад она могла бы закричать и броситься куда глаза глядят, лишь бы подальше от разглядывающих её из темноты глаз, от ухмылки и отвисшей губы наглого и уверенного в себе парня однажды чудом не поймавшего её в незнакомом, длинном, многоступенчатом дворе. Полгода спустя она бросилась бы к начальнику караула, высокой и злой девице с именем Лида, крича на бегу, чтобы выиграть десяток секунд. В караульной комнате был телефон, а с Лидой было бы уже не страшно. Сейчас, когда страх пронзил её ноги сотней стальных щетинок и пополз вверх, Наталья просто сорвала с плеча карабин и дослала патрон со звуком, который остался неслышным даже для неё самой: где-то в вышине в их сторону плыло чуть ли не целое звено, и асинхронный, ноющий вой моторов, переплетенный со звоном зениток в паре километров слева и справа, становился всё более оглушающим. Прыгающего света в небе теперь было достаточно, но буравящий её глазами из тени человек оставался невидимым и неподвижным. Через секунду она не выдержала напряжения и всё-таки закричала, и крик был именно тем, что спасло её ошалевшую молодую голову от окончательной потери возможности думать. Вместо «Мама!» она закричала «Стой, кто идёт!» и шагнула вперёд, выставив перед собой ствол карабина так, будто это была нормальная винтовка с примкнутым, как положено у настоящих часовых, гранёным штыком. В этот момент человек бросился на неё сбоку, совсем не с той стороны, с которой она могла его не то чтобы ожидать, а просто предположить. Ни он, ни она не крикнули, и лязг стукнувшего по лезвию ножа ствола карабина, который она мотнула в руках, уходя от удара, явственно выделился на фоне непрекращающегося грохота и щёлкающего звона вокруг. Подбросив ствол вверх, фигура нырнула уже вплотную к ней, протягивая сразу обе руки, и тогда Наталья сделала то, что привело её через годы к появлению мужа, детей, внуков, и своего собственного ухоженного дома. Провернувшись на развилке между всем этим, невидимым за клокастым небом войны, и строем утирающих слёзы, плачущих девочек над собственной несостоявшейся на следующей день могилой, хрупкая рядовая крутанулось волчком. Взмахнув уже бесполезным стволом, выписавшим косой, невидимый в темноте вензель, мушкой, как крюком, она разорвала кожу лица промахнувшегося вцепиться в её руки человека, – и того, по-прежнему молчащего, откинуло на спину. Потом она выстрелила, и это был первый звук здесь, вблизи, относящийся именно к ней. Отступила на шаг, передёрнула едва не заевший на последнем движении затвор, и выстрелила ещё раз, во встающего. Пуля у карабина тяжелая, а расстояние было – метр, и его пробило насквозь, высекая искру из булыжника шагах в десяти уже за спиной падающего. Тишина наступила как-то сразу, одним рывком, и только через минуту Наталья услышала топот ног.

– Опарина! Живая?

Лидка добежала, держа в свободной руке мёртвую коробку фонарика, и первым делом упёрлась прицелом в пятно не шевелящегося тела.

– Цела?

Наталья не знала что ответить, её «схватило» и начало трясти воздухом, как деревья, которые она трясла с сёстрами, дожидаясь дождя августовских яблок.

– Тихо, тихо!

Лидка поставила так и не включенный фонарь между своими широко расставленными ногами в трубках широких, уже совершенно невидимых голенищ сапог, и всунула освободившейся рукой в рот свисток, выдернутый из кармана.

Через минуту сдвоенный, серебристый свист повторился в сотне метров за забором, тянущимся от мастерских ещё на пару километров вдоль вереницы пустых сейчас хозяйственных дворов и складов «Перовки». Ещё минуты с две Лида давала длинные, заливающиеся свистки, на которые бегущий к ним патруль отзывался парой задыхающихся, раздельных средних. Так и оставив бесполезный фонарь стоять, Лида умчалась в сторону невидимых из их угла двора ворот, и ещё через минуту вернулась с двумя молодыми краснофлотцами в длинных, путающихся в их ногах шинелях. Неподалеку были склады флотского интендантства, и моряки нередко сталкивались со строем девчонок, когда те шли на смены и обратно к казармам. Наталья молча указала на лежащую в ненормальной, неудобной позе фигуру, и один из парней тут же оседлал её, подтягивая к лопаткам локти. В темноте звякнуло.

– Готов, – Сказал он через секунду, и тут же перестал возиться, встал, отряхиваясь.

– Снасильничать пытался? Ловко ты его.

Наталья всхлипнула и неожиданно икнула. Причины, по которой неизвестный человек прыгнул на неё с ножом, она до сих пор даже не пыталась осознать.

– Ладно, ладно, – Снова сдвоено произнесла Лида и поглядело в небо. Налёт утих, но отбоя ещё не давали, и где-то совсем недалеко к югу разгоралось багровым – куда-то немцы всё-таки попали.

В карманах и на поясе убитого ей человека неожиданно обнаружилось много интересного, и за, как оказалось, «сигнальщика» рядовой Опариной дали на петлицы треугольнички младшего сержанта (выше которых она так и не поднялась) и объявили благодарность командования, – перед строем. Где-то через два месяца в часть неожиданно пришла медаль «За боевые заслуги», которой её и наградили: как сказал командовавший их ротой однорукий капитан, «по совокупности». Добавив к ней на свою нескромную грудь всего-то «За Победу над Германией», Наталья с головой ушла в состоявшееся немедленно после демобилизации 1946-го замужество, оказавшееся бездетным, – а потом и второе, – уже в 53-м, когда дед Лёша вернулся из Кореи, а она снова осталась одна. Первый муж Натальи Евгеньевны, как и многие фронтовики, так и не оправился от своих военных ранений до конца, и угас на её руках, глотая мокрый кислород обрывками своих дважды простреленных лёгких. К 53-му она была ещё не старой, и выйдя замуж за капитан-лейтенанта с подходящей ей фамилией Вдовый, одного за другим родила ему троих крепких и пошедших в него детей: сына – дочку – сына. Оставивших следы своих хулиганств и здорового детства отпрысков флотского офицера по половине мира: от Гданьска до Петропавловска-Камчатского. К 1964-му носивший уже погоны капитана 1-го ранга Алексей принял базирующийся на Кронштадт дивизион, и хотя адмиральскую звезду он так и не получил, потом они сумели обменять свою немаленькую квартиру на Ленинград. Сам сын военного, он не имел прочных корней, а подрастающие к институтам дети сделали такое решение окончательным. На одной из встреч, посвященной годовщине окончания похода их эскадры, каперанг Алексей Вдовый встретил полковника медслужбы Андрея Ляхина, бывшего в 44-м капитаном. Так оно и началось между ними во второй раз.