Книга Щитом и мечом - Дмитрий Дашко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы почивать готовились, – рассказывала Дуня. – Вдруг слуга приходит и докладывает: дескать, какой-то немец видеть барина хочет. Барин удивился, но немца принять велел.
– То есть в тот день он никого не ждал? – уточнил Иван.
– Дружки евойные с утра захаживали. У нас обедать изволили. А больше никого не ожидалося. Немца в кабинете принимал, даже с постели поднялся, переоделся и причесался.
– А ты где в это время была?
– Барин меня в спаленке запер. Когда к нему гости особливые ходили, он всё в тайне держать старался. Никого близко не подпускал.
– И много ль таких особливых гостей было?
– Хватало, господин сыщик.
– Дальше что?
– Самого разговора я не слышала, токмо одно могу сказать: лаялись они промеж собой. Из-за чего – мне не ведомо, но крику было…
– Ага. Кричали, говоришь… А что именно?
– Так они, господин сыщик, по-немецки лаялись. Ни единого словечка не понять.
– На немецком… А может, на французском? – предположил Иван.
– Увольте, господин сыщик, для меня без разницы. Я ить языков не понимаю. Не по-русски лопочут – значит, немцы. А какие именно, да пёс их знает!
– Ясно, – кивнул Иван. – Можешь идти, Дуня. Допрос закончен.
– Что, более ни о чём спрашивать не будете? – удивилась девушка.
– Пока нет.
Дуня ушла, а Иван стал выяснять подробности о загадочном «немце». Увы, имени установить не удалось, вечерний гость прибыл инкогнито. Дворник описал его как «полного господина с колючим взглядом». Камердинер определил возраст «немца» «годков так в сорок-сорок пять, мне сровестник». На вопрос «как с ним разговаривали, ведь он же немец?» был получен ответ, что господин говорит по-русски, но с акцентом.
Подтвердилось и сообщение Дуни о ссоре между князем и гостем. «Немец» уходил красный от ярости, долго ругался и бурчал под нос. У прислуги осталось пренеприятное впечатление об этом визитёре.
Иван решил раскручивать незнакомца до конца. Марфино – не такой большой город, чтобы в нём затерялись следы иноземца. Осталось надеяться, что загадочный немец по-прежнему остался тут и никуда не уезжал.
Время было позднее, Ивану пришлось сворачивать деятельность и возвращаться на постоялый дом. Там он долго не мог заснуть, прикидывая, с чего начнёт утренние поиски. Чужеземец должен был предъявить паспорт при въезде в город. Осталось узнать, кто он такой и где остановился.
Иван проснулся с петухами, наскоро умылся и перекусил холодными остатками вчерашнего ужина. Ночь прошла плохо: он дважды проваливался в недолгое тревожное забытьё, но потом просыпался и лежал с открытыми глазами, очень жалея о том, что не может мысленно связаться с потомком.
Путь сыщика лежал к городской заставе. День был солнечный, однако роса на траве ещё не успела высохнуть. Ивану хотелось вернуться в бесхлопотное детство: ткнуться со слезами в мамкин подол, выслушать мудрый совет отца, скинуть тяжёлые башмаки и пробежаться по траве босиком. Или вместе со стайкой приятелей посидеть-порыбачить у деревенского мостика.
Прошлое назад не воротишь. На душу лёг тяжёлый груз: от успеха зависела судьба Петра. Иван со страхом подумал: а по плечу ли ему эта ноша? Но потом рассудил, что никого другого всё равно нет.
Идти пришлось пешком. Служебный дормез отпустили в Петербург за ненадобностью. Кучер и без того откровенно скучал и едва не спился от безделья. Воевода при нужде давал свою карету, но сегодня её не было – Иван впал в немилость.
Сыщик справедливо полагал, что пешая прогулка проветрит уставшие после бессонной ночи мозги и настроит тело на нужный лад.
Пыльная дорога привела его к заставе: шалашу из жердей, в котором добросовестно дрыхли двое караульных. Между ними лежала дебелая молодка: простоволосая, расхристанная, нечёсаная. Дух, несмотря на прохладу, стоял тяжёлый: пахло кислым и немытым телом.
Иван покачал головой: служивые эту ночь провели весело. Он стукнул ножнами шпаги по валявшемуся на земле чугунному горшку. Звук получился громкий, как у колокола.
Первой проснулась женщина. Она испуганно ойкнула и принялась трясти солдат. Те недовольно забурчали, однако постепенно с них слетали остатки сна и хмель.
– Здорово, добры молодцы! Хорошо службу несём, – усмехнулся сыщик.
– Сам кто таков будешь? – недовольно спросил солдат в грязной нательной рубахе поверх форменных штанов. Накинуть камзол и кафтан он так и не удосужился.
– Следователь СМЕРШ Иван Елисеев.
Солдаты вскочили, вытянулись во фрунт. Появление чиновника их порядком напугало.
– Расслабились вы, – протянул Иван.
Служивые уныло разглядывали пыль под ногами. С лиц катился едкий пот.
– Кто старший?
– Я, вашскородь. Нижний чин Марфинского пехотного полка, Туманов, – доложился солдат в рубахе.
– Девку блудную гони прочь, Туманов. Опосля поговорим.
– Софья, до дома вертайся. Чтоб духу твоего не было, – услужливо рявкнул Туманов.
Молодка беспрекословно собралась и ушла.
– Вашскородь, приказание выполнено!
– Молодец, Туманов! Всегда бы так.
– Рад стараться! – прокричал солдат, подавив вздох облегчения.
– Погоди радоваться. Вижу, что запущена служба у вас…
– Никак нет, господин следователь. Рази что сегодня немножко… ну так тому повод был. Именины у меня, вашскородь.
– Поздравляю Туманов! А в остальном… доверяй, но проверяй. Показывай, как юрнал[9] ведёшь.
Туманов нырнул в шалаш и вынес оттуда толстую книгу с прошнурованными страницами.
– Извольте, господин следователь. Всё как полагается делаем.
Иван открыл книгу, пролистал неразборчивые каракули. Не солгал Туманов: «юрнал» вёлся по всем правилам, и очень скоро обнаружилось, что буквально на днях в Марфино прибыл некий фон Верден с прислугой. Описание фон Вердена совпадало со словесным портретом незваного гостя Четверинского. Иван понял, что напал на верный след.
Пока он искал нужные сведения, успокоившиеся солдаты зевали, пучили осоловелые глаза и лениво почёсывались. От них разило перегаром. Иван морщился, однако вслух говорить не стал. Пусть полковое начальство само разбирается.
– Обратно фон Верден не проезжал?
– Никак нет. Иначе бы в записях было.
– Хорошо, – сказал Иван, захлопывая книгу. – Давайте уточним: кроме фон Вердена, других иноземцев за последние несколько дней в городе не было? Я правильно понимаю?
– Про других не ведомо, – подтвердил Туманов и добавил, хотя об этом не спрашивали: – По нам так и одного немца за глаза много, а уж двое – и вовсе перебор.