Книга Прах Феникса. Ужас в зазеркалье - Елена Кипарисова

Пара секунд на раздумье, и я, закусив нижнюю губу, шагнула в бледный ореол дрожащих свечей. Мужчина как всегда сидел за своим столом, окруженный стопками бесчисленных бумаг. Он даже не поднял свой взгляд, чтобы поприветствовать меня. Хотя, ожидала ли я подобного жеста? Определенно нет.

Я прошла по уже знакомой комнате и села напротив него, ожидая хоть какого-нибудь знака, что Линел все-таки заметил меня.

Прошла пара бесконечных минут, пока он наконец отложил свои слегка пожелтевшие листы и взглянул на меня своими светло-серыми как гранит глазами.

– Так, что привело тебя сюда? – удивленно вскинул бровь мужчина.

– Мне нужны ответы, – уверенно ответила я, встречая его взгляд.

– И ты уверенна, что я могу их тебе предоставить?

– Если не вы, то кто?

– Логично.

Глава 11

– Это очень длинная история, но ты же не хочешь тратить свое время? – Мужчина медленно расхаживал по комнате, что-то выискивая среди полок с книгами.

– Просто расскажи мне. Ты же знаешь все. – Последняя фраза была скорее очевидной лестью, но, тем не менее, это подействовало.

– Возможно, мне не следовало бы рассказывать тебе об этом, так как ты еще не полноправный член команды, но пожалуй, этот момент мы можем исключить. Только не перебивай меня, я быстро сбиваюсь. Сказываются века отшельничества.

Я только кивнула, поудобней устроившись в кресле и скрестив руки на груди, чтобы скрыть порванную футболку. Но Линел не обратил внимания, полностью сосредоточившись на странном свитке, взятом откуда-то с дальней полки и существенно пострадавшем от времени.

– Зазеркалье не первый мир, созданный нами. Эта грань стала одной из последних, возведенных бессмертными. Возможно, именно поэтому Другие решили разрушить ее первой. Кто-то говорит, что этот барьер наиболее слаб, потому что на него уже не осталось сил. Я не знаю правды. Бессмертные, запертые в нем, стали лишь отражениями, безвольными марионетками, обязанными повторять всю нашу жизнь снова и снова.

– Но почему? – Мне никак не удавалось принять такую правду, слишком безумной она казалась на первый взгляд.

– Там не ничего. Пустота. Только безликое стекло и бесконечность. Увы, мы не знали, на что обрекаем наших братьев. Наших сил не хватило, чтобы окончательно закрыть портал, поэтому они были вынуждены наблюдать за нами. Тени реальных людей, отголоски настоящей жизни. Но зло не в этом. А в той правде, что они хранят с собой. Зеркала запоминают все, фиксируют словно камеры. Мы не знаем и половины, но они могут рассказать гораздо больше, чем нам стоит видеть.

– Что вы имеете в виду?

– Отражающие поверхности есть везде. Люди, сами того не зная, окружили себя ими, словно поклоняясь этой тонкой глади. Сложи все воедино и посмотри, какие из наших тайн останутся нераскрытыми, – многозначительно отметил мужчина.

Я замерла, представив, что каждое наше отражение, неважно зеркало или просто поверхность воды, становится окном, в которое наблюдают те, кому не дано испытать того же на себе. Стоит ли винить в этом манию преследования?

– И что теперь? – Мне так и не удавалось понять происходящее в полной мере.

– Они хотят справедливость, да и в чем их винить? Разве бы ты не хотела хоть раз узнать, каково это испытать дуновения ветра на своем лице, жар солнца или тепло прикосновения? Это превратилось в манию, дикую потребность стать тем, кем ты никогда не являлся.

– Но как умерла та женщина?

– Она увидела то, что не следовало бы знать. – Взгляд Линела не изменился, словно он говорил о повседневных вещах, но мне почему-то стало холоднее. – Правда ранит нас гораздо сильнее, чем ты думаешь. Люди слабые существа, живущие только тогда, когда все укладывается в ограниченные ими рамки. Отражения показали ей то, что обычное сердце не смогло выдержать – прошлое, настоящее, будущее… Не важно. Она сдалась этим видениям. Но ее жертвы было не достаточно, чтобы разрушить барьер. К счастью.

– Жертвы? – Это походило на древние времена, когда агнца приносили богам, но получали в ответ лишь молчание.

– Ну, ты, я надеюсь, знаешь, что ни одна смерть не проходит незаметной для этого мира. И чем она страшнее и несправедливее, тем сильнее ее отклик. Это как круги на воде от брошенного камня. Чем он больше, тем заметнее отголоски. Человек силен в своей смерти, но как видишь недостаточно. Барьеры ставили бессмертные, отдавая свою вечную жизнь во славу мира, а это неравная цена. Кто скажет, сколько людей должно погибнуть, чтобы стать причиной рухнувших преград?

– Но вы говорили про жертву, – прервала его я. – Разве это не значит принять свою смерть добровольно?

– Чистое сердце, гораздо сильнее того, что омрачено страхом надвигающейся смерти, – заметил Линел. – Так и было во времена Великой войны. Каждая граница – это бессмертный, пожертвовавший собой, а порой и не один. Сейчас они не могут найти подобных глупцов. – По комнате прокатился глухой смех. – Другие решили попробовать человеческие жизни, но это пока не приносит результата. Смертный, соприкасаясь с барьером, умирает, но энергия его смерти весьма слаба.

– И что теперь? – Я все еще помнила тело бедной женщины, брошенное перед зеркалом. Такова была моя реальность.

– Они должны остановить это. – Ученый поднял взгляд в потолок, словно видя там Энджа и его команду. – Подобные попытки случались всегда, вот только нас было больше. Пока не разрушена граница, у нас есть шанс. Большее тебе знать не обязательно. Ну, по крайне мере пока.

– А смерть Принца? – Имя всплыло в памяти автоматически. – Он погиб из-за них?

Лицо мужчины неожиданно потемнело, выражая странную отчужденность. Он не смотрел на меня, словно перед его глазами пролетали картины из прошлого. Наконец затворник заговорил:

– Я устал, так что продолжим позже. Тебе тоже стоит прийти в себя, да и порванная футболка не делает большой чести. Встретимся завтра. Можешь идти.

– Но мы не закончили! – возмутилась я, даже не пытаясь подняться. – Я хочу знать о них все! Особенно о том громиле.

– Об этом можешь спросить меня.

Я вздрогнула от неожиданности и бросила взгляд в сторону двери. Не знаю, как ему удавалось появляться незаметно, но Эндж преспокойно стоял в дверях, и к моему глубочайшему сожалению, совсем не пострадавший от рук Энки. Возможно, мне следовало скрывать это разочарование тщательнее.

– Ты не рада меня видеть? – расхохотался мужчина, слегка потерев свою шею широкой ладонью. – Нет ничего слаще, чем видеть в твоих глазах ненависть и тщательно скрываемый ужас.

– Ты себе льстишь, – устало заметила я.

– Жизнь тебя ничему не учит, так ведь? Ты как землеройка, у которой полностью отсутствует кратковременная память, и она может снова и снова получать удары электричества, но упорно идти напролом. Никого не напоминает?