Книга Фокус-покус - Курт Воннегут

Быть или не быть, вот в чем вопрос.

Достойно ль

Терпеть без ропота позор судьбы

Иль надо оказать сопротивленье,

Восстать, вооружиться, победить

Или погибнуть? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений,

Присущих телу. Это ли не цель

Желанная? Скончаться. Сном забыться.

Уснуть… И видеть сны? Вот и ответ.

Какие сны в том смертном сне приснятся,

Когда покров земного чувства снят?

Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет

Несчастьям нашим жизнь на столько лет.[9]

____________________

Конечно, монолог гораздо длиннее, но учительница, ее звали Мэри Пратт, велела нам выучить только до этого места. Что мне, больше других нужно? А в сложившихся обстоятельствах этого было более чем достаточно, чтобы повеяло могильным духом, чтобы вызвать призрак еще одного ветерана войны во Вьетнаме, который покончит счеты с жизнью прямо здесь, на территории колледжа.

Я выудил из кармана ключ от колокольни и бросил его на середину круглого стола. Стол был такой огромный, что кому-нибудь придется влезть на столешницу, чтобы дотянуться до ключей – или искать где-нибудь палку подлиннее.

– Веселого вам перезвона, – сказал я. С этим было покончено.

____________________

Я ушел из Самоза-Холла той же дорогой, что и Текс Джонсон. Сел на скамейку у края Лужайки, напротив библиотеки, рядом с Главной Аллеей. Хорошо было на свежем воздухе.

Дэмон Стерн, лучший мой друг среди преподавателей, как раз проходил мимо и спросил, что я тут делаю.

Я сказал, что загораю. Я никому не говорил, что меня вышвырнули, пока не оказался у стойки бара в кафе «Черный Кот». Так что Профессор Стерн с легким сердцем болтал какую-то веселую чепуху. У него был одноколесный велосипед, и он умел на нем кататься, так что он подумывал, не присоединиться ли ему к торжественной процесии на церемонии выпуска, до которой оставалось около часа.

– Уверен, что есть веские доводы за и против, – сказал я.

Он вырос в Шелби, штат Висконсин, где все поголовно, включая и бабушек, умели кататься на одноколесных велосипедах. Дело было в том, что лет 60 назад в Шелби побывал странствующий цирк, который разорился и бросил почти все свое имущество, в том числе и несколько одноколесных велосипедов. Постепенно все овладевали искусством катания на одноколесном велосипеде, а для семьи заказывали новые. Так что Шелби сделался и остается до сего дня, насколько я знаю, столицей Унициклистов всего мира.

– Я – за! – сказал я.

____________________

– Уговорил, – сказал он. Он ужасно обрадовался. Когда он ушел, мои мысли унесло ветерком и солнечными лучами в прошлое, когда я еще носил форму, но уже вернулся домой и получил предложение работать в Таркингтоне. Это было в Китайском ресторане на Гарвардской площади в Кембридже, штат Массачусетс. Я обедал с женой и тещей, которые тогда еще были в своем уме, и со своими законными детьми – Мелани, 11, и Юджином Младшим, 8 лет. Мой незаконный сын, зачатый в Маниле всего две недели назад, был, очевидно, размером с мелкую дробинку.

Меня откомандировали в Кембридж приказом, я должен был держать экзамен на последний курс Физического Факультета Массачусетского Технологического Института. Мне предстояло получить степень Магистра, а затем занять место преподавателя в Уэст-Пойнте, оставаясь военным, солдатом до самой смерти.

Моя семья в полном составе, за исключением Дробинки, поджидала меня в Китайском ресторане, куда я и вошел в парадной форме, при всех регалиях. На макушке у меня волосы были подстрижены ежиком, а затылок и виски выбриты наголо. Народ глазел на меня, как на ярмарочного уродца. Я с тем же успехом мог явиться нагишом, в черном пояске для подвязок.

В университетских городках военные стали вот таким посмешищем, невзирая на то, что львиная доля доходов Гарварда и МТИ поступала от разработок и создания новых видов оружия. Мне бы не удалось остаться в живых, если бы не великий дар цивилизации от Химического факультета Гарварда: напалм. Это такой липкий желеобразный керосин.

____________________

Я почти прошел, как сквозь строй, к столику, когда кто-то сказал кому-то у меня за спиной:

– Свят, свят, свят! У нас что, Канун Всех Святых[10]?

Я не отреагировал на это оскорбление, и не дал какому-то студенту-белобилетнику пищу для размышлений, в виде лопнувшей барабаной перепонки или полуперерванной глотки. Я шагал дальше, потому что мне было не до того – у меня были куда более серьезные огорчения. Жена, прихватив детей, переехала из Форта Брэгг в Балтимор, где собиралась учиться на физиотерапевта в Университете Джонса Хопкинса. Ее мать, недавно овдовевшая, переехала жить к ним. Маргарет и Милдред купили дом в Балтиморе за деньги, оставленные моим тестем. Дом был их, а не мой. Я в Балтиморе никого не знал.

Что мне-то было делать в Балтиморе? Получалось, как будто меня убили во Вьетнаме, и Маргарет приходилось самой заново устраивать свою жизнь. Собственным детям я казался выходцем с того света. Они тоже глазели на меня, как будто на мне был только черный поясок для подвязок.

А уж как моя жена и детишки гордились бы мной, если бы я им поведал, что не сумел ответить примерно на четверть вопросов на экзамене по физике для поступления на последний курс МТИ!

Добро пожаловать домой!

Когда я собирался войти в Китайский ресторан, мне навстречу выпорхнули две хорошенькие девчонки. Они тоже с презрением покосились на меня, на мою стрижку, на мою форму. И я им сказал:

– В чем дело? Вы что, в жизни не видели голого мужика в черном пояске для подвязок?

____________________

Этот черный поясок все время лез мне в голову, очевидно, потому, что я ужасно скучал по Джеку Паттону. Я остался в живых, а он погиб на войне, и за несколько дней до того, как его подстрелили, как я уже рассказывал, послал мне подарок – порножурнал под названием «Черный поясок».

____________________

Так мы и сидели в том ресторане, я допивал свой третий «Сладкий Роб Рой». Маргарет и ее матушка сами все заказывали, как будто я покоился на глубине 6 футов на Арлингтонском Национальном Кладбище. Они хотели устроить обед в семейном стиле. Никто меня не спросил, как я сдал экзамен. Никто не поинтересовался, как себя чувствует человек, вернувшись домой с войны.

Они болтали без умолку о туристских диковинках, которые видели сегодня. Не думайте, что они приехали, чтобы составить мне компанию или поддержать меня морально. Они приехали посмотреть на «Железнобоких»[11], и на крышу, с которой Поль Ревир дал сигнал фонарем, сообщая, что англичане наступают по берегу, и прочее в этом роде.