Книга Гималайский зигзаг - Андрей Чернецов

— Сначала заплатите за него! Эй, люди! Все сюда! Сюда-а-а!

— Shuher! — тревожно бросил Бумба, оглядываясь на дверь. — Сматываемся! — Да что за шум, да боже ж мой? Разбирайтесь сами, а я не хочу ввязываться в ваши местные дела, клянусь здоровьем моей мамочки!.. сказал Миша, поворачиваясь к проводнику

— Люди-и-и!!! — вновь подал голос индиец.

— Я денег не брать. Ничего не знать! — пискнул старик и с завидной прытью покинул помещение.

Не говоря ни слова, лавочник перемахнул через импровизированный прилавок и погнался за ним. Следом помчались все остальные, задержался лишь Перси, прихвативший с полки какой-то сверток.

За дверью вся компания остановилась — кроме господина Барджатии, который бежал в сторону джунглей, резво размахивая клюкой. Его настигал лавочник, делавший гигантские прыжки. Гурфинкель и Покровский переглянулись и припустили следом.

Миша, как наименее нагруженный, отставал тем не менее метров на пятнадцать. Почти вровень с ним шел неутомимый Покровский, а вот Перси потихоньку ковылял позади, запихивая украденный сверток под рубаху.

— А-а-а-ай!

Сильный пинок бросил старичка в грязь, и сверху на него тут же уселся лавочник. Миша и Покровский подбежали, но вмешиваться не решились.

Постепенно место действия окружали жители. Толпа шумела в полсотни голосов, и Гурфинкель различал лишь некоторые фразы:

— …смотрите, он поймал этого старого развратника!..

— …он еще живой? Что же, сейчас станет мертвый…

— …ой, это старый Барджатия! Вот мерзавец, он еще осмеливается совать сюда свой кривой нос!

Масла в огонь подлила какая-то необъятная женщина с ребенком на руках. Подбежав к поверженному старику, она сорвала с его головы чалму и принялась трепать бедолагу за редкие седые волосы, громко выкрикивая ругательства. Толпа еще более оживилась:

— Это вдова Сушмита… бедная женщина…

— Еще бы, забрать у вдовы последнее и сбежать среди ночи!..

— Такой старый, а все туда же!

— Отнять бы у них деда. — Покровский вопросительно взглянул на Мишу.

Тот думал недолго — в конце концов проводник у них был один-единственный, к тому же заступиться за старенького человека никак не грешно… Коснувшись плеча лавочника, плотно прижимавшего Барджатию к земле, он вкрадчиво заметил:

— Многоуважаемый! А нельзя ли решить вопрос миром?

— Можно! — тут же согласился тот. — Тысяча рупий!

— Сколько?!

— Тысяча!

— И пусть вернет мои триста двадцать шесть рупий, что украл той ночью! — вмешалась вдова, размахивая орущим ребенком.

Толпа согласно завопила.

— Да чтоб я так жил! У нас нет таких денег, — вполне искренне возопил Миша.

Вопил он в общем-то зря. По индийским меркам тысяча триста двадцать шесть рупий огромные деньги, но по европейским же — сущая мелочь. Но и с мелочью Миша Гурфинкель расставаться не собирался, слишком уж дорого обходились им в таком случае услуги проводника.

— А раз нет, так и убирайтесь, откуда пришли, — заключил суровый лавочник. В подтверждение его слов из толпы вывернулся маленький мальчик, запустивший в никак не ожидавшего такого Бумбу куском засохшего коровьего навоза.

Аборигены выглядели воинственно, и Миша отступил.

Он полез в карман за деньгами, решив, что хочешь не хочешь, а расстаться с ними придется, тем более деньги все равно были не его, а мистера Юсупова. Но все планы внезапно нарушил Покровский. Оскорбленный в лучших чувствах, он ухватил за ухо зловредного мальчишку и принялся трепать, приговаривая:

— Ах ты, чернозадый паршивец! Soplya zelyonaya! Я тебе покажу, как кидаться дерьмом!

Этого лучше было не делать. Толпа тут же двинулась на нового врага, и даже лавочник вскочил с проводника, напрочь забыв и о нем, и о тысяче рупий. Старик поспешно поднялся, подхватил чалму и затрусил прочь.

…Первый удар нанес невесть откуда взявшийся полицейский. Воинственно топорща усы, он взмахнул бамбуковой дубинкой (после этого Перси признал, что американские копы и британские «бобби» с их резиной — сущие гуманисты) и обрушил ее на плечо негра, первым подвернувшегося под руку. Мочалка с визгом отскочил, повернулся к обидчику, но тут же притих, испуганный его грозным видом.

— Надо бы вам убраться отсюда, господа инглизы! — заявил полицейский, любовно похлопывая дубинкой по ладони. — И заберите этого… а где он, кстати?

Но проводника и след простыл.

— А как же долг? — возопил лавочник.

— Вы должны отдать этому человеку деньги, — распорядился полицейский.

Неприятности с законом Миша не любил и потому с готовностью отсчитал требуемую сумму.

— А теперь заплатите штраф. — Полицейский зевнул. — Вы же не хотите провести ночь за решеткой?

И он показал на покосившийся белый домик с облупившейся вывеской над входом. Очевидно, это и был местный Полицейский участок.

— Сколько? — потерянно спросил 'Миша.

— Сто рупий. И дайте-ка мне посмотреть ваши документы…

— Ment poganiy! — негромко пробормотал Покровский.

Спрятав полученную мзду, полицейский внимательно пролистал паспорта и, возвращая их, посоветовал:

— Господин Гурфинкель, я вижу, вы старший в этой банде, потому говорю вам: нечего делать в нашей деревне. Поезжайте обратно в Сринагар, иначе я буду вынужден и в самом деле посадить вас за нарушение общественного порядка. Вот так, господа инглизы! Мой дедушка резал таких, как вы, под знаменами Субха Чандра Босса!..

Бумба, никогда не слыхавший о Субха Чандре Боссе, задумался, а затем выразительно поглядел сначала на разгорячившегося полицейского, а затем на Мишу. Но его приятель лишь покачал головой. Конечно, приятно вбить здешнего стража порядка по плечи в грязь, а что дальше? А если народ за колья возьмется?

— Убирайтесь! — резюмировал полицейский. — Быстро!

Эти слова были встречены всеобщим ликованием, и путники с обреченным видом побрели прочь.

Когда они вошли под сень первых деревьев, из зелени высунулась сморщенная физиономия господина Сурхата Барджатии.

— Иди сюда, старый хрен, — велел Миша.

Проводник покорно выбрался из кустов и, стеная и кряхтя, присоединился к процессии.

— Теперь моя понимай, в кого пулемета стреляла, — вздохнул Перси, растирая травмированное плечо. — Жалко не попала!

* * *

…Вспомнив эту печальную историю, Миша хотел было отвесить старикашке очередной подзатыльник (по его подсчету — уже пятый), но пожалел его и только велел:

— В наказание, господин Барджатия, будете стеречь нас всю ночь. И не вздумайте уснуть!