Книга После заката - Александр Варго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя… ничего странного. Если тут дома уже не раз горели от грозы, то вполне логично, что местные жители берегутся, — отключают свет, вывинчивают пробки… Кстати, не помешало бы и ей сделать то же самое. Выкуп<А>ть дом, превратившийся по твоей вине в пепелище, совсем не хочется.
Она прошла в кладовку, припомнив, что вроде бы видела там запас свечей. Не ошиблась: на полке лежала непочатая упаковка, и рядом вскрытая, почти пустая… Марина прихватила на всякий случай обе.
В кухне-столовой зажгла две свечи, поставив каждую в граненый стограммовый стопарик, вывернула пробку в электрощитке на пол-оборота, затем вторую… М-да… И как же наши предки при такой тусклости существовали?
Ничего, как-то жили, сумеет и она дождаться конца грозы.
Не сумела… Никакого сравнения с вчерашним романтический ужином… Очень неприятно оказалось сидеть в одиночестве при свечах — давил на психику таящийся в углах мрак, который не могли рассеять два трепещущих желтых огонька.
Марина нервно поглядывала на часы, под конец уже чуть ли не каждую минуту; напряженно прислушивалась, не раздастся ли стук в дверь в промежутках между ударами грома…
Она чувствовала сильный озноб — возможно, имеющий чисто психологическую причину. Или Марина все никак не могла согреться после улицы, куда вышла в футболке… Натянула куртку-ветровку, но та помогла слабо…
Наконец не выдержала: а ради чего, собственно, она должна экономить чужие свечи? Вновь включила электричество, вскрыла нетронутую упаковку свечей и начала сооружать импровизированные подсвечники из всего, что подворачивалось под руку: в ход пошли блюдца, чашки, винтовые крышки от стеклянных банок… Одну свечу даже прилепила на выдвинутую печную заслонку.
Израсходовав половину свечных запасов, прошла в горницу, устроила и там изрядную иллюминацию. Два длинных огарка, уцелевших после романтичного ужина, оставила как НЗ, на всякий случай. Потом долго ходила туда-сюда, поджигая каждую свечу зажигалкой, потом…
Вновь вывинтить пробки Марина не успела. Электричество отключилось само, без ее участия. Наверное, что-то случилось на подстанции, или в здешней трансформаторной будке, в такую грозу не диво…
Электрический свет погас, но темнее почти не стало. И — количество перешло в качество: тьма в углах рассеялась, испуганно ретировалась, забилась в тараканьи щели и мышиные норки.
К щитку она все-таки сходила: у нас и так светло, ни к чему скачки напряжения. Ну вот и все, теперь можно спокойно дожидаться возвращения мужа… О-о, никак и он?! Марина прислушалась: да нет, опять дурацкий «Самарканд», будь он неладен…
И только спустя несколько секунд она ПОНЯЛА.
Подхватив первое попавшееся блюдце со свечой, пошла в сени — медленно, походкой сомнамбулы…
Так и есть… Звуки издавал «Самарканд».
Питающийся ОТ СЕТИ холодильник «Самарканд».
Марина привалилась к стене, ноги ватно обмякли. Блюдечко подрагивало в руке, желтый язычок пламени дрожал испуганно.
Угомонившийся было холодильник вновь завибрировал, да что там — просто затрясся, заходил ходуном, ударяясь кожухом компрессора о стену.
Затих…
Шум заработавшего компрессора так и не прозвучал. Не включаются компрессоры без электричества…
«Полтергейст», — произнес в голове Марины чужой голос, равнодушный и холодный. Помолчал и предложил второй вариант, столь же отрешенно, без следа каких-либо эмоций: «Или глюки».
Она для чего-то переложила блюдце со свечой в другую руку, подняла к лицу вытянутый, дрожащий палец, — и сильно надавила на зажмуренный глаз. Тоже непонятно зачем: откуда-то застрял в памяти такой способ распознавания галлюцинаций — да только вот Марина абсолютно не помнила, что именно в результате должно раздвоиться: причудившийся или реальный объект…
Не раздвоилось ничего. Глазное яблоко откликнулось сильной болью, перед взором поплыли, закружились цветные пятнышки. «Самарканд» стоял как стоял — в единственном числе и пока что неподвижный. Потом снова затрясся, зашатался — вроде даже сильнее, чем прежде.
Боль отрезвила. И разозлила. Какие, на хрен, полтергейсты! Может, они и случаются, но уж никак не в деревеньках на северо-западе Нечерноземья, — им место в английских родовых замках, или в уютных коттеджах маленьких американских городков, или… Короче говоря, в других измерениях.
А здесь…
Крысы. Самые обычные крысы.
Крысы — это по-нашему. Много в Загривье крыс, просто не счесть, то-то Лихоедовы так люто с ними борются… Ушли было хвостатые из пустого дома, а теперь почуяли, что вновь есть чем поживиться, — и вернулись дружной колонной, через прорезанный в двери кошачий лаз, а затем через давно, еще при Викентии, прогрызенное отверстие — в нутро «Самарканда»…
Она мысленно твердила: крысы, крысы, крысы… Твердила как заведенная, не позволяя мыслям сбиться на другие объяснения. И чем дольше твердила, тем меньше верила себе.
А затем вдруг поняла: если наберется-таки духу и распахнет дверцу — увидит вовсе не громадных крыс, терзающих голову мадам Брошкиной… И голову не увидит…
Не-е-е-ет…
Марина теперь ЗНАЛА: там, внутри, — Маришка Кузнецова. С большим выцветшим бантом в волосах… Рука с неровно обкусанными ногтями скребется, бьется изнутри в дверцу. А лица нет, вместо лица — бесформенная, распухшая, позеленевшая маска, так вот он какой, энцефалит, и вот почему было не разглядеть черты у Маришки, всплывшей в памяти…
Старый холодильник шатался, раскачивался все сильнее, дверца на миг приотворилась и вновь захлопнулась — что мелькнуло там, в темной щели? Не пухлые ли пальчики с обгрызенными ногтями — обгрызенными до мяса, до кости, двадцать лет Маришка не брала в рот ничего иного…
«Самарканд» уже не стоял рядом со стеной — постепенно отодвинулся от нее в своей дикой пляске; шатался со все большей амплитудой, переваливаясь с передних винтовых ножек на задние, дверца приоткрывалась все чаще, пока что магнитный уплотнитель каждый раз притягивал ее обратно, но было ясно — очень скоро не сможет притянуть, и тот, кто сидит внутри, предстанет во всей своей мертвой красе…
Марина издала нервный смешок.
Она поняла, зачем мудрые и предусмотрительные конструкторы старых холодильников снабжали их дверцы замками, запирающимися на ключ.
1
Кирилл застыл с поднятой для очередного шага ногой. И с погашенным фонариком.
Кого же он успел разглядеть там, слева, — мельком, на грани восприятия? Темный бесформенный силуэт показался отдаленно похожим на человеческую фигуру…
Но лишь отдаленно.
Гораздо больше он напоминал…
Да, да, персонажа ночного кошмара — черный и зловонный призрак умершего Викентия…
