Книга Тотальный проект Солженицына - Владимир Бушин

Столь же известна по «Архипелагу» жанровая фотка «Шмон»: Александр Исаевич в том же наряде уже не сидит, а стоит с раскинутыми в стороны руками, а кто-то в армейском тулупе, в ушанке (все продумано!) шарит у него по карманам. Тоже инсценировка! Но вот сидит он в блиндаже, вооруженный ручкой, а перед ним листы бумаги, чернильница и подпись: «Старший лейтенант Солженицын в блиндаже над рукописью «Женской повести». Февраль 1944» – это доподлинно! Не хватает только жены рядом…

Так что смастачить фотографию какого-то «подполковника Иванова» в молодости для Александра Исаевича не составляло ни малейшего труда.

Теперь самое время вернуться еще раз к тому, что о своем убийстве писал в «Теленке» сам недоубитый: «Я летом 1971 года был лишен своего (?) Рождества…» Уточним: речь идет о даче в селе Рождество-на-Истре Наро-Фоминского района Московской области (ее снимок, разумеется, в книге есть). Она принадлежала вовсе не ему, а Решетовской, которая после того, как он еще в 1969 году сошелся со Н. Светловой, естественно, наконец, предложила ему очистить помещение.

И хотя тут же после вышибона с дачи жены Солженицын проворно поселился на даче Ростроповича и Вишневской, но, говорит, «впервые за много лет мне плохо писалось, я нервничал – среди лета, как мне нельзя (!), решился ехать на юг, по местам моего детства, собирать материалы, а начать – с тети, у которой не был уже лет восемь» (с. 295).

Почему нельзя было ехать среди лета на юг? Потому что лето стояло ужасно жаркое, а он, видимо, плохо переносит жару. Однако поехал.

Галина Вишневская рассказывает об этом: «Однажды летом 1971 года Александр Исаевич объявил нам, что едет с приятелем под Ростов и на Дон собирать материалы для своей книги. Ехать они решили на его стареньком «Москвиче», и мы пришли в ужас от этой затеи.

– Да как же вы поедете на нем? Он ведь развалится по дороге. Одно название, что машина, а путь-то дальний…»

Действительно, от Москвы до Ростова более 1200 километров…

«Невзирая ни на какие доводы, Саня уехал, обещая вернуться через две недели» (Г. Вишневская. Галина. М., 1996, с. 356–367).

Но, как мы знаем, в Новочеркасске Солженицын стал жертвой операции «Укол в задницу», получил смертельную инъекцию ужасного яда рицинина. Руководитель операции – помните? – уверенно сказал: «Все, крышка. Теперь он долго не протянет».

Но заднице хоть бы что. Ее обладатель не только дивным образом не почувствовал укола, но и лихо продолжал тянуть дальше, к любимой тетушке в Тихорецк. А это от Новочеркасска, поди, километров 250. Но, говорит, «меня в дороге опалило». Еще бы! Тем летом и в Москве дышать было нечем, а тут – в первых числах августа плохо переносящий жару человек, которому идет шестой десяток, едет полторы тысячи километров в маленьком, как консервная банка, раскаленном южным солнцем «Москвиче». Вот и опалило. И, «не доехав едва-едва» до тетушки, племянник повернул обратно.

Вишневская: «Дня через три (если точно, 11 или 12 августа. – В. Б.) рано утром появляется Саня. Вернулся! Но что это? Он не идет, а еле бредет…

– Боже мой, Саня! Что случилось?..

Ноги и все тело его покрылось огромными пузырями, как после страшного ожога… Может, подсыпали в еду что-нибудь?..» (там же).

Ростропович тотчас вызвал врача, и, конечно же, не какого-нибудь участкового из районной поликлиники, а «известного».

«Спрашиваем доктора, что же с ним такое? Тот отвечает, что похоже на сильную аллергию. Я даже не представляла, – продолжает знаменитая певица, – что бывает такая аллергия». Но тут же вспомнила детство: «У моей покойной бабушки были такие пузыри, когда она обгорела у печки» (там же, с. 375).

Итак, аллергия, бабушкина болезнь, а не злодейство КГБ. Что же дальше? «Лето в тот год стояло жаркое, душное, – вспоминает Галина Павловна. – Поставили мы для Сани раскладушку в тень, под кусты, там он и лежал несколько дней». Ну, надо полагать, дня три-четыре-пять. Солженицына это не устраивает: не три дня, а «три месяца пролежал я пластом в загадочных волдырях… в бинтах, беспомощный…» Почему же «в загадочных», если твердо уверен, что это дело рук КГБ? И выходит, что лежал он и разгадывал загадку до десятых чисел ноября. И все на раскладушке? И все под кустиками? Однако там же, под кустиками, при всей беспомощности, уже 13 августа, т. е. сразу по прибытии, накатал письмо председателю КГБ Ю. В. Андропову и председателю Совета Министров А. Н. Косыгину. И в письмах этих – ни слова о злодейском покушении и загадочных волдырях, а о том, что «садовый домик», опять названный «моим», в его отсутствие (как некогда Ясная Поляна в отсутствие Льва Толстого) подвергся обыску. Да еще из-под тех же кустиков вел переписку со Шведской академией и Нобелевским комитетом… Вот так «крышка»…

Итак, сдается нам, что никакого «подполковника Иванова» не было. А если кто спросит, зачем бы столь известному писателю выдумывать его и всю эту опереточную историю покушения, тот, увы, ничего не понял в том, что это за явление – Солженицын. А ведь тут все просто. У него было в жизни все, что полагается для великого человека, для небывалого гения: и нищее детство, и убогая юность, и героизм на фронте, и кандальная каторга, и бессмертные сочинения, и Нобелевская премия, и изгнание… Да, все, кроме одного, столь драматического, красочного и умилительного, – покушения на его бесценную для человечества жизнь. И вот он его смастачил, ибо всегда жил по девизу Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы (от судьбы). Взять их у нее – наша задача».

«Образованец обустраивает Россию»

…Лет пятнадцать назад случилась такая история. В «Нашем современнике» № 11–12 за 1998 год была напечатана о пророке Александре статья живущего в США русского писателя Владимира Нилова «Образованец обустраивает Россию».

Нилов считает, что деятельность Солженицына – «преступление против родины», что он «был в первых рядах легиона могильщиков нашей страны», ибо не только поздравил Ельцина в августе 1991 года с антисоветским переворотом, а потом вслед за Окуджавой благословил расстрел Верховного Совета, но и задолго до этого «растлевал национальное сознание народа, идеологически готовя страну к предательству Горбачева, Яковлева, Ельцина».

Автор доказывал, что всю свою «известность в мире – и состояние! – Солженицын снискал бешеным антикоммунизмом, антикоммунизмом вплоть до гибели России», дошел в этом «даже до безразличия» к исходу Великой Отечественной войны. Действительно, добавим тут, в том самом «Архипелаге», шедевре патриотизма, он так рассуждал о возможности победы немцев: «Подумаешь! Висел портрет с усами, повесим с усиками. Украшали елку на Новый год, будем на Рождество…» Всего-то и делов. И можете вы представить себе в «Войне и мире» такое: «Эка беда, коли победят французы! Висел портрет русского царя с бакенбардами, повесим портрет бритого корсиканца».

Там же, в «Архипелаге», повествуя о той поре, когда у нас еще не было атомного оружия, пророк, напомню, восклицал: «Будет на вас Трумэн с атомной бомбой, будет!..» А оказавшись в Америке, он молится в церкви: «Господи, просвети меня, как помочь Западу укрепиться… Дай мне средство для этого!» Такие молитвы могли бы возносить генерал Власов, ельцинский вице-премьер Кох, красотка Новодворская…