Книга Пустошь - Джен Александер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты сама погибнешь, если останешься. Две минуты, Вертью!
Я смаргиваю слезы. Досчитываю про себя до тридцати. Ударяю кулаком в стену, крепко стискиваю зубы. Потом проползаю под дверью, стараясь не смотреть на тех, кто остался по ту сторону решетки. Мне все равно, что костяшки пальцев у меня горят, а на кончике закушенного языка выступает кровь.
– Игрокам известно, что мы живые люди?
– Да.
– Почему они это делают?
Мой голос звучит так, словно меня избили до полусмерти. Деклан может сколько угодно объяснять, что игры полезны и для геймеров, и для персонажей – вряд ли я когда-нибудь пойму до конца.
– Если у тебя обнаружили ген агрессии, лечение обязательно. Отказаться от него – значит нарушить закон. Но людям состоятельным «Лан корп» предлагает выбор: стать игроком или отправиться на реабилитацию.
Деклан словно зачитывает по бумажке то, чему его учили на курсах модераторов. Он тянет меня за собой и ведет к главному выходу из торгового центра. Наши глаза встречаются: его взгляд, к моему удивлению, полон стыда.
– Кто же согласится, чтобы им управляли, когда есть возможность управлять самому? – добавляет он.
* * *
Домой мы возвращаемся медленно. Если точнее, целый час. Я чувствую себя совершенно беспомощной. Словно бабочка, которая неожиданно поняла, что ей оторвали крылышки, хотя произошло это давным-давно. Ощущение безнадежности давит на плечи, замедляя мой шаг.
Деклан не жалуется. Он идет рядом со мной, держась на расстоянии вытянутой руки. В глаза мне не смотрит. Рот его искривлен болезненной гримасой.
Когда мы подходим к бару, Деклан встает перед дверью, загораживая мне путь. Я чувствую себя разбитой и не имею ни малейшего желания играть в его игры. Открываю рот, чтобы сообщить ему об этом, а он прикладывает палец к моим губам:
– Прости, что заставил тебя думать, будто я за тобой не вернусь.
Мы стоим посреди улицы, у всех на виду, а ему приспичило извиниться – ни раньше, ни позже. Чудной, сумасшедший Деклан. Но сердце у меня почему-то радостно вздрагивает.
– Ничего страшного, – отвечаю я.
Слова звучат неразборчиво, потому что палец Деклана все еще касается моих губ.
Деклан улыбается и чуть подается вперед. Я замечаю, как раскраснелись у него щеки, как пряди черных волос липнут к покрытому потом лбу. Как тяжело он дышит.
– Ты все еще хочешь узнать об удалении?
– Да.
Деклан опускает руки по швам:
– Не слишком приятная история.
– В «Лан корп» вообще нет ничего приятного. Ты уже сказал, что он умрет. А я видела смерть столько раз, что давно привыкла. Я выдержу любые подробности.
– Вертью…
– Не называй меня Вертью. И не ври. Ты никогда не нарушаешь обещаний, забыл?
Улыбка Деклана блекнет, потом совсем исчезает, превращаясь в хмурую гримасу. Он кладет руки мне на плечи и наклоняется, так что наши глаза оказываются на одном уровне.
– Зачем тебе это знать?
– Я не свободна, как ты. Каждое мгновение, которое я провожу с тобой, я рискую жизнью. Оливия в любой момент может узнать о моих способностях и удалит меня, не моргнув и глазом.
Или меня нельзя удалить? Что произойдет, если Оливия попытается разорвать со мной связь? Деклан был уверен, что глушитель обездвижит меня вместе с остальными персонажами, а этого не произошло. Какие еще технологии невластны над моей головой и вживленным в нее чипом?
– Я защищу тебя от нее, – говорит Деклан, прерывая мои размышления.
– Нет, не защитишь. А теперь, пожалуйста, расскажи мне правду.
Деклан переплетает свои пальцы с моими. По руке проходит волна электрического тока, и я подавляю невольный вздох. Деклан, кажется, ничего не заметил. Он ведет меня прочь от бара. Солнце садится, бросая свет на засохшие растения. Болезненно красиво.
Я вздрагиваю, и Деклан поворачивается ко мне.
– Все хорошо. Пока ты со мной, никто тебя не обидит.
Почему-то я ему верю.
Людоеды редко наведываются в этот район. Я внимательно изучала карту Оливии: единственные имена в округе подсвечены зеленым. И все же я проверяю, легко ли достается нож из ножен, а пистолет из кобуры.
Мы проходим несколько кварталов и останавливаемся на детской площадке. Это всего лишь бесполезная часть декораций. Только идиот станет устраивать здесь убежище, а те немногие дети, которых еще не успели убить людоеды, думают лишь о выживании.
Сижу рядом с Декланом на ржавых качелях.
– Вспоминается детство, – говорит он, глядя в небо.
– Удаление, – напоминаю я.
Деклан смотрит на грязь у нас под ногами и ковыряет ее носком ботинка. Уголки его губ приподнимаются в ту же минуту, как опускаются плечи.
– Его отправят в центр удаления.
– Центр удаления? – переспрашиваю я. – Специальное место, где убивают персонажей?
Деклан кивает.
– Почему нельзя их просто застрелить? Или убить током?!
– Кто знает? Так уж решили в «Лан корп».
– А что происходит потом?
– Персонажа отвозят в операционную: яркий свет, врачи, охрана – совсем как в старых фильмах, где героев похищают инопланетяне.
Прислушиваясь к скрипу качелей, я закрываю глаза. Оказывается, удаление производит врач в специальном центре, и оно требует прямого телесного контакта. Мне представляется, как я лежу без сознания в металлическом гробу – лицо опухшее, из тела торчат десятки прозрачных трубочек. Я с трудом сглатываю.
– Врач делает что-то с головой персонажа?
– Да. Производит полную деактивацию. Разрывает связь между игроком и персонажем. Поджаривает церебральный чип.
Деклан похлопывает меня по макушке. Я пригибаюсь и отпихиваю его руку.
– Смерть мозга наступает через тридцать секунд, максимум – через минуту. Корпорация не хочет, чтобы конкуренты скопировали ее технологии. А вообще, удаления случаются довольно редко. Когда геймеры заканчивают курс лечения, персонажей возвращают поставщику. Потом их передают наемным работникам и вводят в игру в роли негодяев. Удаляют только сильно изувеченных персонажей, потому что ремонтировать их слишком накладно.
Вместо своего тела в регенераторе я вижу теперь другую картинку: женщина, напомнившая мне Миа, отчаянно хватается за макушку и молит меня достать что-то у нее из головы. Я крепче ухватываюсь за металлические цепочки.
– А когда персонажи умирают, происходит то же самое? В смысле, умирают во время игры?
– Иногда.
– Они осознают, что с ними происходит?
– Да.