Книга Это моя вина - Эмили Локхарт

Бэнкс неплохо покурил перед тем как писать, поэтому клятва оказалась такой загадочной. Он положил ее на музыку, наиграв мелодию на гитаре поздно ночью в общежитии. На следующий день он заставил всех «бассетов», включая будущих королей, выучить ее, а вскоре они с Саттоном закончили школу – так и не сказав младшим, где находится книга.

«Нашу песню пронесут через годы, – написал Саттон, – и эта хроника наших проделок и приключений будет найдена, когда траву легализуют и нашим репутациям ничто не будет угрожать».

Младшим «бассетам» не хватило ума найти книгу, – подумала Фрэнки. Возможно, они и искали, но безуспешно. Вскоре все забыли, что она вообще существовала. Клятва стала просто клятвой. Книгу никто не видел больше тридцати лет. А ее отец курил травку с этим Саттоном.

Фрэнки перелистнула на начало.

* * *

«1951 год, 30 сентября, – писал Король, подписывавшийся Коннелли. – Основной целью «Верного ордена бассетов» является заполучение Гуппи».

* * *

Спустя две недели новая запись:

«Гуппи в наших руках. «Бассеты» Кеннеди и Хардвик надели фартуки и взяли с собой большую коробку для доставки цветов. Пропустив собрание в часовне (в то время, когда на пресловутом горизонте все было чисто), они незамеченными подошли к статуе рыбы и освободили ее при помощи ломов и шпильки, которую по просьбе Кеннеди ему выслала сестра. Хардвик и Кеннеди положили Гуппи в коробку и погрузили ее в машину Хардвика. В настоящий момент Гуппи пребывает в подвале дома Хардвика в Уилльямстауне. Школьная администрация в ярости. Ученики протестуют, требуя возвращения Гуппи ради восстановления боевого духа, взывая к товарищеским чувствам. Местные газеты пишут о событии.

Мы воплотили в жизнь гениальную идею «бассета» Шеффилда: отправили записку администрации школы, обещая вернуть Гуппи в обмен на снисхождение и десять коробок батончиков «Марс». Администрация согласилась. Батончики были доставлены в заранее оговоренное место, а цветочная коробка была возвращена в кабинет директора… с настоящей гуппи внутри.

(Мы искренне сожалеем, что наша миссия стоила жизни невинной гуппи, и приняли решение более не причинять вреда животным в ходе исполнения наших проступков.)

В любом случае администрация в бешенстве. Настоящая каменная Гуппи будет возвращена на следующий день после получения аттестатов, если мама Хардвика не обнаружит ее в подвале. Ха-ха».

* * *

В 1968 г. «Орден» установил на центральной площади небольшую палатку на которой была табличка «Не входить». Внутри не было ничего. Тогдашний, особо продвинутый Король-Бассет хотел проверить, будут ли ученики нарушать требование, учитывая, что явных причин ставить знак не было. Рискнули немногие.

В том же году они повесили в столовой официальный с виду список правил. Некоторые из них казались разумными («Соблюдайте очередь», «Не берите больше одной закуски»), а одно гласило «Ходите только по черным плиткам». Если верить «Истории», в первые несколько часов многие действительно пытались наступать только на черные плитки на полу.

В другие годы розыгрыши были более традиционными: «бассеты» обматывали машину директора туалетной бумагой, кидали порошок для желе в унитазы и устанавливали ловушки на двери комнат ничего не подозревающих учителей.

В некоторые годы записи пестрели подробными рассказами, в другие – содержали лишь короткие описания. В основном члены сообщества клялись друг другу в вечной верности, обещая «поддерживать друг друга во всем» и «никогда не забывать, никогда не раскрывать тайну».

Больше всего Фрэнки поразило ощущение сплоченности. Большую часть записей, как правило, делал Король, но «бассеты» поправляли друг друга, писали комментарии и тоже по очереди рассказывали истории. Они планировали продолжать дружить и когда станут старыми и седыми: «Когда мы будем ковылять здесь на костылях и забудем имена наших жен, мы все равно останемся «бассетами» и все равно будем молоды в душе», – написал в 1957 г. один романтичный Пес.

На каждой хрупкой странице Фрэнки чувствовала глубокую связь между мальчиками. Они шли по жизни вместе – неважно, были их розыгрыши бестолковыми или гениальными.

Она шла по жизни одна.

* * *

В конце записной книжки к обложке был приклеен ключ. Под ним корявым мальчишеским почерком Коннелли было написано:

Хейзелтон 0-16.

Хейзелтон – это библиотека.

Маффины

В среду перед Хэллоуином Елена Тезорьери потребовала, чтобы Альфа на несколько дней уехал из школы, сделав из этого целую проблему Елена не могла находиться одна в пустом пентхаусе и настояла на том, чтобы Альфа поехал с ней и ее матерью в центр йоги в Беркшире. Она сказала, что ему это пойдет на пользу, и что она скучает по сыну, и что поехать туда необходимо для ее психического здоровья, но мать сведет ее с ума, если Альфа не будет служить между ними буфером.

У него были уроки, контрольные, дела тайного общества – Елену это не интересовало. Альфа едет в Беркшир. На четыре дня на Хэллоуин. За час до отъезда, в столовой, Альфа обсудил это со всеми.

– Можете себе это представить? – спросил он. – Я самый негибкий человек в мире. Там будут все эти тетки пятидесяти лет в обтягивающих штанах. Они будут сворачивать себя в кренделя, а рядом буду сидеть я. И тянуться к пальцам ног, как будто они в Китае. «Эй, ребята! Вы так далеко, я не могу до вас добраться! Вы меня вообще слышите?»

– Я думаю, немного медитации пойдет тебе на пользу, – сказала Элизабет.

– Что, думаешь, у меня не в порядке с нервами? – рассмеялся Альфа и уронил в газировку кусок картошки фри. – Я забил на контрольную по алгебре и работу по истории Европы, не говоря уже о тестах в Гарвард, которые я уже должен заканчивать. И все это, чтобы заниматься растяжкой в лесах.

– Я ничего не имею в виду. Тебе не помешает немного расслабиться.

– Увидишь. Я приеду настоящим йогом. Вибрации суперсамца будут исходить от меня. Эти йоги нравятся девушкам. Ты не сможешь устоять передо мной.

Элизабет фыркнула.

Фрэнки подумала: Альфа и Элизабет занимаются сексом. Интересно, Мэттью не обидно, что у нас ним нет секса?

А потом она подумала: он уезжает. Альфа уезжает.

– Так ты позвонишь и расскажешь нам про Хэллоуин? – спросил Каллум.

– Заткнись. Мы в столовой, – огрызнулся Альфа.

– Ты что, кофе перепил? – недовольно ответил Каллум. – Того и гляди взорвешься.

– Нет, – уже спокойнее сказал Альфа, отвечая на самый первый вопрос. – Я не смогу позвонить. Ни мобильников, ни интернета. Это очень старомодное место.

Фрэнки подумала: он даже не сможет никому позвонить. Он на четыре дня отрезан от мира.

– Так что нам делать? – настаивал Каллум.