Книга Блокадные будни одного района Ленинграда - Владимир Ходанович

«Учитывая, что ночлег гр. ПЕТРОВА в квартире гр. ФЕДОРОВОЙ был случайным, что не является нарушением паспортного режима», решение адмкомиссии от 1 декабря 1942 г. о наложении штрафа в суме 50 руб. на гражданку М.Е. Федорову было решено «отменить и дело производством прекратить»[371].

Отмены решений адмкомиссии следовали, если представителю прокуратуры удавалось доказать, что ночлег «был вызван продолжительной воздушной тревогой».

Или такой случай. Адмкомиссия приняла решение: наложить штраф в 150 руб. на человека, получавшего 125 руб. в месяц. Райисполком счел наложение штрафа правомерным, но проявил гуманность: снизил его до 25 руб.[372].

А если не платить штраф? Так и делали (судя по статистике – почти половина), стремясь оттянуть платеж, чтобы наступила исковая давность.

Примерно один раз в год райисполком рассматривал вопрос о работе административной комиссии. И каждый раз указывал в своих решениях, что акты составляются небрежно.

Рассмотрел он этот вопрос и 16 марта 1944 г. И что же? По-прежнему (то есть на протяжении нескольких лет существования) в работе адмкомиссии еще «не изжиты существенные недочеты»[373].

И первым среди «недочетов» был назван тот, который позволяет реконструировать, как «закручивались» административные дела. Комиссия рассматривала дела заочно. Практика выездов (выходов) членов комиссии в домохозяйства для разбирательств (с установлением личностей, опросов свидетелей и т. д.) к началу 1944 г. прекратилась. То есть: не «понравился» главе домохозяйства (или соседям) новый жилец – достаточно сообщить устно любому члену комиссии, что в комнате гражданина N ночевало неизвестное лицо. И комиссия штамповала решения, не вдаваясь в такие «подробности», является ли гражданин N инвалидом или нет, сколько человек у него на иждивении, каков размер его заработной платы и т. д.

Для сравнения. Соседний, Кировский, райисполком утвердил «комиссию по наложению административных взысканий» 3 июля 1941 г. В нее вошли: председатель (член исполкома), заместители (начальники обоих районных отделений милиции), секретарь и 11 членов – депутаты разных округов[374].

9 июля 1942 г. райисполком в первый (и судя по всему, последний) раз обсудил вопрос «О практике работы административной комиссии»[375].

Отмечено, с одной стороны, что «дела решаются оперативно, как правило, в течение 24-х часов с момента поступления адм. протоколов или актов». С другой – «в практике работы Административной Комиссии имеются существенные недостатки». Как и в Ленинском районе, ряд решений «небрежно оформлены». Но, в отличие от своих коллег, кировцы, констатировав, что к ответственности привлечено «значительное количество граждан» за нарушение паспортного режима (проживание без прописки), «хотя прав на привлечение к адм. ответственности граждан за подобного рода нарушения Административной Комиссии не предоставлено», подобную практику запретили.

Из «Списка командиров, политработников и бойцов Комсомольского Полка по охране революционного порядка в городе Ленинграде, проявивших образцы в работе милиции», составленного командиром полка младшим лейтенантом милиции М. Сорокиным и комиссаром полка Чирковым в декабре 1941 г.:

«ФЕДОРОВА Анна Михайловна, 1923 г. рождения, член ВЛКСМ, боец 13-го отделения милиции Ленинского района». Раздел «Краткая характеристика»: «Работает в подразделении с 8/IX-41 г. По ее инициативе ряд нарушителей светомаскировки привлечен к ответственности. Активно помогает соблюдать паспортный режим. Обнаружила 3-х нарушителей, проживающих 10 дней без прописки. Во время бомбардировки 14/IX-41 г. в очаге поражения (уг. пр. Газа и Курляндской ул.) проявила самоотверженность, спасая раненых»[376].

В одном архивном деле сохранилась докладная записка от 12 августа 1941 г.[377]по обследованию пяти домов по четной стороне проспекта Газа. И опять – «прославился» дом «Ивана Ивановича Газа».

Констатировалось, что у ворот дома № 42 установлено до 19 часов дежурство групп самозащиты, а с полуночи до утра там же дежурит дворник. На чердаке круглосуточно дежурят два человека. В бомбоубежище имеются печи, вода, «санитарные узлы», шанцевый инструмент, ломы, лопаты. «Помимо бомбоубежища, имеются во дворе щели, но нужно отметить, что население, живущее в доме, во время воздушной тревоги мало укрывается в бомбоубежище, а в щелях совершенно не укрываются. Пропусков на вход в убежище нет. <…> Обучаются только одни домохозяйки», «политорганизатора нет», «нет в доме санитарной команды». В других же домах, по итогам проверки, не оказалось постов на чердаках в ночное время и «массово-политической работы не проводится»[378].

«…В городе часто устраивали учебные тревоги. Меня однажды застала такая тревога в трамвае, всех выгнали из трамвая и затолкали в подворотню какого-то двора. Эти тревоги нам уже поднадоели. <…>

Однажды во время воздушной тревоги всех загнали в бомбоубежище, а мне удалось выскочить, и я наблюдал воздушный бой между немецкими и нашими истребителями»[379].

«Нужно было воспитывать в народе веру в победе нашего дело, чувство бесстрашия, чтобы народ не боялся.

Потом получилось обратное явление, что народ во время обстрелов и бомбежек было не загнать в укрытия. Стали разъяснять, что не нужно быть трусами, но все же нужно беречь себя» (из воспоминаний первого секретаря Ленинского райкома партии, конец 1944 г.)[380].

«Мама после первых бомбежек должна была разгребать бомбоубежища, засыпанные обрушившимися домами. После первого случая мама пришла домой вся седая, измученная, с черным лицом и сказала: „Никто из нас никогда в бомбоубежище не пойдет!“»[381].

«Несмотря на бомбежку, обстрелы и то, что меня загоняли в бомбоубежище, я очень часто убегала домой. В нашем доме мы жили на пятом этаже, а когда начиналась бомбежка, то есть воздушная тревога, мы спускались в подвал, но мама не могла ходить и поэтому оставалась дома. Однажды во время бомбежки мы сидели в подвале, и вдруг сильно зашатался дом, мы думали, что бомба попала в наш дом. Один из мужчин вышел из подвала, потом вернулся и сказал: „Не волнуйтесь, бомба попала в соседний дом“»[382].