Книга Леха - Николай Берг

– Ну так у нас все впереди, – оптимистично заверил Семенов.

И как в воду глядел. Только сейчас Леха обнаружил, что их и здесь охраняют – слева под деревом, метрах в десяти, не замеченные сразу, сидели на стульях трое фрицев, а перед ними на обычном столе стоял ручной пулемет. Вот один из этих троих поднялся неспешно, подошел к новоприбывшим, внимательно осмотрел их. Семенов и Жанаев для него привлекательными не показались, а Лехой он с чего-то заинтересовался серьезно, даже на корточки присел, с интересом разглядывая ботинки. Лехе очень захотелось поджать ноги под себя, но немец остановил это поползновение строгим цыканьем, потом удовлетворенно кивнул головой, поднялся и, поискав глазами кого-то, поманил пальцем. Неподалеку поднялся такой же пленный, суетливо подбежал к немцу и старательно вытянулся в струнку. Немец коротко распорядился, и красноармеец с изрядной долей подобострастия сообщил, что пану официеру понравились ботики и давай стягай.

– А как я-то без ботинок ходить буду? – искренне удивился Леха.

– Та босиком, як жеж иначе? – удивился переводчик.

– Лучше снимай, – посоветовал сидящий рядом с Семеновым паренек с перевязанной правой рукой.

– А иначе что? – тревожно глядя на проявляющего признаки нетерпения немца, спросил растерявшийся Леха.

– В лучшем случае набьют морду. Сильно. В худшем – этот холуй с тебя дохлого снимет, – вразумительно и четко расставил все точки над «i» солдат.

Не очень понимая, что он делает, Леха стал развязывать неловко шнурки, стянул ботинки – и их тут же перехватил переводчик. Смахнул с них пыль рукавом гимнастерки и чуть ли не с поклоном вручил немцу. Тот спокойно забрал еще теплую обувку и вернулся, так же не торопясь, обратно за стол с пулеметом.

Переводчик, радостно и лучисто поулыбавшись в спину уходящему гансу, вернулся на свое место, а Леха растерянно уставился на свои разутые ноги.

– Прямо гоп-стоп какой-то, – убитым голосом сказал Леха.

– Право победителя, – хмыкнул в ответ красноармеец с перевязанной рукой.

– А давно вы здесь? – спросил Леха.

– В плен вчера попал, а сюда сегодня привели. Тут вроде как сборный пункт, то и дело еще подгоняют.

– Кормили? – задал вопрос и Семенов.

– Вчера какие-то объедки давали. Но там другие немцы были. Те, что нас в плен забрали. А тут с рук сдали – и все.

– В списки вносили, допрашивали? – не отступался Семенов.

– Нет. Этого не было, никаких записей. Вон, гляди, еще гонят, – показал взглядом раненый.

Леха глянул в том направлении и увидел двух тяжело бегущих по середине улицы красноармейцев. Взмокших, в расстегнутых гимнастерках, без пилоток и ремней. Сзади за ними ехал мотоциклист и покрикивал на бегущих, периодически поддавая газку, отчего мотоцикл свирепо взрыкивал, а красноармейцы пытались бежать быстрее.

Семенов поморщился. Находившиеся на улице немцы что-то советовали весело мотоциклисту, а он явно работал на публику, чаще ревел мотором и что-то горланил в ответ, отчего веселье нарастало и катилось по улице, сопровождая бегущих. Из дома напротив выскочило на шум еще несколько немцев, живо напомнивших Лехе тех, с трубочками, которые со склада папиросы сперли. Видно, так принято было ходить вне строя – сапоги, брюки с подтяжками и нижняя рубашка. Про себя Леха отметил, что у немцев подтяжки носили многие, а вот у наших видеть не доводилось.

Перед кучей сидящих на земле пленных мотоцикл взревел совсем уж лихо, и оба бегуна, видимо совсем потеряв от усталости и страха головы, ломанулись в гущу прямо по сидящим. Моментом вспыхнула брань и вроде даже короткая драка, но тут же все и закончилось: бегунов сбили с ног, и они затерялись в общей массе раньше, чем немец за столом схватился за пулемет. Мотоциклист подкатил к столу, что-то кратенько сказал, получил ответ, такой же краткий, и умчал прочь, подняв пыль.

– Не зря тащил, как сердцем чуял, – проворчал Семенов и сунул попаданцу те самые нелепые чуни из шинельных рукавов. Леха, вздохнув, напялил их на ноги и наконец получил возможность осмотреться. Жизнь кипела в деревне, тихо и уныло было только в этом углу, где сбились в кучу взятые в плен. Победители же радовались жизни на всю катушку, причем не обращая никакого внимания на красноармейцев. Обзор у Лехи был отличный, и потому он мог видеть довольно далеко. Непонятно с чего, но первое, на что он обратил внимание, – сапоги дрыхнувших прямо под стенкой избы неподалеку нескольких фрицев. Может, из-за того, что после гоп-стопа обувь привлекала его внимание, то ли из-за сверкания чего-то на подметках сапог. Тихо спросил у Семенова, что это такое. Сверкало что-то рядами на подметках, прямо сияло на солнышке. Боец так же негромко отозвался:

– Шипы у них такие, гвозди специальные. Это шляпки сверкают. А весь каблук подковой забран, малость поменьше, чем лошадиная. Чтобы износу не было обувке. Мы уже дивились, когда первые германцы рядом с нами валяться остались. Может, оно и верно, только ходить тяжело, да шуму много, если не по траве, а по брусчатке идти. Баловство, в общем. Ладно, ты пока сиди тихо, мне кое-что узнать надо.

И Семенов аккуратно стал перемещаться дальше среди сидящих, спрашивая то одного, то другого о чем-то. Жанаев сидел молча, тоже посматривал по сторонам. Да и раненый сосед не шибко рвался болтать, потому Леха мог наблюдать за тем, что творилось вокруг, без помех. Сразу удивило, что немцы были какие-то сбродные: вроде в одной армии служат, а наряжены кто как; пятнистых, правда – таких, как те, что убили Петрова, – тут не было, никого вообще в камуфле, зато были и в сером, и темно-зеленом, двое прошли вообще в каких-то белых полотняных портках. То же и с фуражками – Леха помнил из фильмов, что у всех немцев фуражки были со стоячей такой тульей, горделиво задранной, а тут вон у того, что за столом сидит слева, – фуражка как кепка мятая, блином на башке. А у его соседа – кепи с козырьком. А третий с краю – в пилотке. Даже странно, по кино судя, все немцы одевались в одну форму, а тут как на ярмарке какой-то. И даже эсэсовец вон в черном прошел. Леха проводил взглядом невысокого парня, на пилотке которого поблескивали старомодные мотоциклистские очки, сам парень при этом выглядел немного комично, потому как был нагружен под завязку – тащил две полных канистры (тут Леху немного передернуло от свежих воспоминаний), а в зубах держал здоровенный бутерброд, отчего походил на озабоченную собаку, добывшую зачетную кость. Что это эсэсовец, Леха понял сразу – настолько-то уж он в Третьем рейхе разбирался: если на фрице черный комбинезон и черепа в петличках, точно эсэсовец. «Стильно смотрелась форма, – признал про себя Леха, – не зря Хуго Босс делал; классный дизайн и даже розовая окантовка на пилотке и петличках впечатления не портит, хотя цвета – девчачьи…» Тут менеджер опомнился и грустно улыбнулся: вот больше не о чем думать, как о дизайне. Жрать хотелось, а многие из тех арийцев, кого он сейчас видел, как раз либо жрали, либо готовились пожрать. Опять же странное впечатление разброда получалось, потому что слева, чуть подальше по улице, несколько человек стояли в очередь к явно самодеятельному котлу, стоящему на обычном костре, а вот справа – тут Леха был уверен – стояла нормальная походная кухня, но там никто не копошился, зато куча солдат неподалеку от этой кухни сидела и активно ощипывала кур – перышки так и несло ветерком по улице. Хотя видно было, что немцы перья явно собирают, но при таком объеме работы поневоле за всем не уследишь. Мимо пленных деловито скорым шагом прошли несколько немцев, тащивших капустные кочаны, но они явно шли не в ту сторону, где щипали кур. Леха проглотил набежавшую слюну и попытался отвлечься от представления хрусткого свежего капустного листа во рту. Мама часто готовила из капусты и морковки «витаминные салаты», и Леха в детстве прибегал на кухню, за отдельным листом. Традиция уже такая была – листик схрумтеть и потом кочерыжку сточить… Нет, надо кончать думать о жратве. И Леха постарался отвлечься.