Книга Беспамятный - Павел Балашов

— Рик! Я только пять часов назад смогла связаться с твоим Алексом! Он все время был какой-то неуловимый, хотя номер в каталоге нашла быстро. Он тебя нашел? Это он тебя освободил? Они тебя били? С тобой все хорошо? Ты как вообще, нормально? — она тараторила, как сумасшедшая, задавая мне вопросы с нереальной скоростью и не давая возможности на них ответить. Джоан, конечно, кто ж еще мог на борту «Ската» так себя вести?

— Весь треп будет позже. Сейчас — по местам, мы отбываем. Идем ко мне домой практически. Ясно, техник? — я потрепал ее по голове, потом слегка прижал к себе, чтобы тут же мягко, но настойчиво оттолкнуть.

— Ясно, капитан! Разрешите выполнять? — рассмеялась она.

— Бегом, борттехник! — я тоже засмеялся, и мы, обнявшись за плечи, чуть ли не домиком, пошли в рубку. Не особо торопясь, но и не задерживаясь. Через три минуты «Скат» приподнялся на шифтах, оттолкнувшись от палубы, следуя за эволюциями корвета полковника. А потом открылся внешний транспортный люк, и два корабля покинули «гостеприимный» крейсер.

Я не знаю, кто был за пультом полковничьего корвета, но человек этот очень хорошо представлял себе возможности кораблей типа моего. Поскольку я, следуя за ними, ни разу не использовал резерв реактора, просто шел на пределе нормы. Быстро, но не мучая системы. Хорошо шли, правильно. Разогнались для прыжка за час, перед точкой перехода с корвета упали указания по прыжку, и мы вынырнули через несколько мгновений в системе Барнарда.

Короткий обмен по связи, подтверждение возможности разгона без дозаправки «Ската», и следующий прыжок через четыре часа. Джоан все это время беспринципно дрыхла, поскольку за время моего отсутствия поспать не удосужилась. Я вел корабль молча, поскольку лишний раз сорить в эфир не хотелось, а с корвета не вызывали, только сбрасывали расчетные траектории.

По Барнарда мы перли четыре часа, как я уже упоминал. Не очень долго, да и система небольшая — три планеты. Одна из них носила шедевральное название «Странная». По слухам, именно там первые экспедиции не могли никак понять, столкнулись ли они с разумной жизнью или это какие-то высокоорганизованные животные. Но официально ни одна из корпораций, ни одно из государств, никто не взялся за разработку Странной. Планета, открытая, богатая минералами и рудами, официально оставалась ничьей. Действительно, странно, не находите? А еще говорят, что у Мироздания нет чувства юмора.

Еще один прыжок привел нас в Солнечную. Выскочили мы не по маяку, а по расчетной, поэтому не на орбите Плутона, как бы нас вывел маяк, а ажно промеж Юпитера и Сатурна. Недалеко, короче говоря, от орбиты своего родного Марса, да только вот незадача — до базы нам предстояло пройти оверсаном, обогнуть то есть Солнышко. Вся моя радость по поводу выхода «не по маяку» тут же улетучилась. Ну надо же так, а? И как только я привязался к ориентирам, я грязно выругался: от маяка на Плутоне до Марса было совсем немного. Гораздо меньше, чем сейчас.

Джоан проснулась, потянулась, не вставая из ложемента, напоминая молодую грациозную кошку, и повернулась ко мне:

— Капитан, а мы где?

— В Солнечной. Идем на Марс.

— Ух ты! — отозвалась борттехник. — Солнечная! Это же колыбель человечества и все такое, да? А мы в музеи выбраться сможем? Я просто без ума от античных штучек! Знаешь, кэп, я столько раз смотрела «Одиссею», что уже даже не терпится! Ну Рик, ну мы же правда сходим в музеи?!

— Видишь ли, Джоан, — усмехнулся я. — Солнечная система еще не означает Землю, которая и является колыбелью человечества. Мы идем на Марс, это другая планета. Соседняя с Землей, но другая. И на Марсе есть только один музей — это музей колонизации Красного Глаза.

— Красного глаза? — удивилась Джоан. — А это что еще такое?

— Красный Глаз — это прозвище планеты Марс, поскольку долгое время, до терраформирования, эта планета славилась песками красного цвета, — объяснил я.

— О как, — покачала головой девушка. — Прикольно. А теперь они какие?

— Кто? — не понял я.

— Ну, пески на планете?

— Эээ… Я как-то не приглядывался. Видишь ли, с момента изменения атмосферы над Марсом пески не очень хорошо видны. А я никогда туда не выбирался, все как-то больше по городам да по городам.

— Ну ты даешь, — разочарованно протянула она. — Жил столько лет среди живой истории и ни разу не поинтересовался. Ты что? Как так можно?

— Ну вот как-то так, — я развел руками, ощущая себя изрядно неловко. Вот ведь и в самом деле, а какого цвета пески на Марсе сейчас?

— Мда, — буркнула девушка, теряя интерес к разговору. — Как бывает в жизни, а? Живут в самом центре мира, где столько знаний, и вообще ничем не интересуются. А в нашем, мать его, захолустье, за хороший альбом репродукций я была готова хоть сатане яйца брить!

Я не стал ничего ей отвечать. Явно мой ответ вызвал у нее желание поворчать, а в таком случае самое целесообразное — промолчать. Просто проверил, что иду точно в кильватере у корвета, включил автопилот, заставив его держать дистанцию за лидером, и пошел за кофе в кают-компанию. На этот раз автомат с напитками не стал надо мной издеваться, нормально выдав чашку с моим американо. Синтетический, конечно, но куда деваться? На натуральный у меня не было времени потратиться.

Вернулся в рубку. Обнаружил, что за время моего отсутствия ничего не поменялось, Джоан шарит в интерстаре, корабль следует за лидером, в точности повторяя эволюции ведущего. Противометеоритный радар молчал, что неудивительно: Солнечную изрядно чистят. А Пояс проредили настолько, что через него не то что летать — армады гонять можно.

Еще шесть часов я проскучал, периодически слоняясь по кораблю, проверяя работу его систем и мучаясь бездельем. Наверное, именно поэтому я и не любил летать по Солнечной — фатально нечего делать. Внутрисистемные прыжки запрещены, перемещаться можно либо с заранее ограниченной скоростью, либо через стационарные гейты. И тупишь, тупишь, тупишь… Можно было бы поспать, но вот незадача: я выспался в застенках внутряков.

Но наконец внутрисистемный переход закончился. Мы вышли на околомарсианскую орбиту и, судя по всему, заняли очередь на посадку. Трафик здесь был жуткий, постоянно кто-то взлетал, кто-то садился, кто-то занимался орбитальными вояжами, а кто-то банально сновал промеж Марса, Фобоса, Деймоса и Урании — искусственного спутника Красного Бога. Вернее, сначала предполагалось, если я все правильно помню, что Урания будет межсистемным исследовательским кораблем. Ее строил Поисковый Флот Space Unity, строил очень долго и муторно. Лет семьдесят, если я ничего не путаю. За это время некисло так развилась технология гейтов, и смысл Урании как межсистемной летающей исследовательской лаборатории стал стремительно теряться.

Тогда ее бросили на орбите Марса, сделав ИС — искусственным спутником. И стали наращивать и наращивать ее объемы, пуская мощь ее реакторов на обеспечение энергией многочисленных жилых и рабочих блоков, что в итоге привело к странному эффекту: под международной юрисдикцией появился на орбите Марса натуральный интернациональный гигаполис. С офисами, жилыми кварталами, складами, производствами, общепитом и прочим лутом, прилагающимся к миллиардному населению космического города. Да так оно и пошло: Интерпол в качестве полиции, никакого правительства, кроме представительства SU, и сверхлиберальные нравы.