Книга Золотая лихорадка - Ю Мири

Взяв деньги, Михо навалилась на свой костыль и открыла застёжку сумки, чтобы их туда засунуть. Она уселась в прихожей на порог и, натянув на правую ногу сандалию без каблука, а на левую, с гипсом, — больничный тапок, поднялась. Она и сама, наверное, не осознавала, зачем надо уходить из дома на костыле, которым она и пользоваться ещё не привыкла. Но пусть даже врач сказал бы ей, что, если она не полежит какое-то время дома, ногу придётся ампутировать, всё равно она ушла бы. Она пойдёт в караоке, будет пить там сладковатый слабый коктейль с кальписом, курить и разговаривать. Мужчины вряд ли клюнут на неё сейчас, с её сломанными передними зубами, синяками на лице и ногой в гипсе, но это и неважно: чем терпеть унижения дома, лучше уж за его порогом самой ушибиться в большом мире. Опираясь на костыль, но с высоко поднятой головой. Михо вышла из дома.

Время сбилось. Может быть, оно, подобно сжатому воздуху, стало плотнее. Если не подчиняться диктату времени, то кажется, что единственным повелителем остаётся лишь собственное естество. Отныне он будет жить по собственной свободной воле, он сможет есть, когда проголодался, и чувствовать усталость, когда ему захочется отдыха. Переодевшись в пижаму, подросток босиком спустился в подполье. Он уселся на кожаный диван, на котором всегда сидел отец, и почувствовал себя совершенно счастливым. Его опьянило ощущение победы — он занял эту крепость, этот маленький отцовский замок. Задержавшись взглядом на витрине, где были выставлены мечи, подросток почуял, как собираются воедино все разбросанные по его организму частички силы. Он поднялся и вынул один клинок. Уменьшенное отражение его лица каплей скользнуло по лезвию, хотя он не сделал ни малейшего движения руками либо головой. Меч словно затянул его внутрь себя, они стали единым целым. В одно мгновение под кожу прошёл луч, осветивший всё внутри, до последнего уголка, и вспышка холодного белого пламени, не похожая ни на слова, ни на безмолвие, а лишь на священную музыку сфер, подняла подростка на недосягаемую высоту.

— Что это ты здесь делаешь?

Обернувшись, подросток увидел стоявшего перед распахнутой дверью отца. Подросток открыл рот, но непослушный язык не смог произнести ни слова.

— Ну и что всё это значит, ты решил мне подражать? Напрасно старался. Положи меч на место.

Голый клинок в руках подростка оставил Хидэтомо невозмутимым, он холодно и презрительно посмотрел на сына, как на одного из своих нерасторопных подчинённых. Проследив глазами, как подросток вложил меч в ножны и убрал в витрину, Хидэтомо достал из шкафа домашний халат и бросил его на кровать. Вытащив из ящика комода пижаму, он ухмыльнулся:

— Будем как сладкая парочка…

Месяца три назад подросток купил две одинаковые пижамы, брату и себе, а экономка Симамура перепутала и положила одну пижаму к отцу. Подростку не хотелось видеть отца в такой же пижаме, как у него самого. Он направился к двери, но отец, как будто нарочно рассчитав время, когда он уже потянул за ручку, произнёс:

— А как ты сюда вошёл?

— Открыто было, — тихо ответил подросток.

— Ты что, хочешь сказать, что я ушёл и не запер дверь? Может, ещё скажешь, что я оставил дверь распахнутой?

Подросток не думал, что отец его ударит, но всё же, что ему предпринять в этом случае? Он ещё не был уверен, что у него хватит сил сопротивляться, ведь, несмотря на одинаковый рост, разница в весе между ними была значительная. Подросток весил не больше пятидесяти килограммов.

— На меня ты не похож, ты весь в мать. Чем больше на тебя смотрю, тем больше замечаю: и глаза, и нос, и рот — точная копия матери.

Липкие слова, точно пиявки, заползали в уши подростка. Раз не будет бить, так уж поорал бы… Когда подросток взялся за дверную ручку, за спиной послышался щелчок пальцев.

— Дверь была закрыта!

Чего этот тип добивается? Подросток устремил взгляд отцу под ноги, на засохшее пятно рвоты.

— Ну, что скажешь? Я запирал дверь, это точно. Действительно, с похмелья я ушёл тогда, оставив дверь открытой, но вечером вернулся и подобрал ключ, который тут валялся. Я уверен, что запер после этого дверь.

Ясно, у него мозгов не хватает. Раз уж так уверен, чего спрашивать? Я виноват — ну давай, наказывай скорее. Он просто не знает, как надо наказывать. Ему кажется, что упрекать, насмехаться — это и значит наказывать, но он ошибается. Раньше все родители знали, как наказывают детей. Кулак, плётка, темнота, холод, голод — вот это наказание. А унижать плоскими бессмысленными словами — это издевательство, и больше ничего. Подросток собирался твёрдо стоять на том, что дверь была не заперта, но переменил тактику:

— Ну, раз так, значит, дверь была закрыта.

— Вот, в таком случае — как ты вошёл? — Хидэтомо растерянно озирался с видом охотника, упустившего верную добычу.

Когда, признав свою вину, ищут путей к примирению — это понятно, но подростку такое не по силам, потому что он не считает себя виноватым. А отец ведь и не ждёт искреннего раскаяния, ему достаточно, чтобы подросток прикинулся, а он этого ни за что не сможет. Дети вообще-то все врут с лёгкостью, он тоже. Но если приказывают соврать, он не станет. Как он сюда попал? Раз уж он вошёл в комнату, которая была заперта, значит, открыл замок при помощи отмычки или сделал дубликат ключа — одно из двух. Пусть бы отец поговорил с ним так: «Ты тайком сделал копию ключа — значит, хочешь приходить сюда, когда тебе нравится, так бы и сказал. Если бы ты папу об этом попросил, он сам сделал бы для тебя ключ». Тогда подросток охотно тут же попросил бы прощения. Извинись, и тебя простят — это обычные отношения между взрослыми, между равными. Только у равного, если он совершил проступок или ошибку, можно требовать извинений. Взрослый всегда требует от ребёнка раскаяния, заранее простив его. Требовать извинений, как будто ребёнок ещё не прощён, — значит просто прикидываться, навязывать ложь. Лишившиеся возможности наказывать своих детей взрослые ласково их увещевают, ненавидят или орут, но не более. А дети в попытке защитить свой хрупкий мир прислушиваются к малейшей нотке в голосе взрослых и отлично различают интонации.

— Приготовить что-нибудь выпить?

— Ты что, гомик? Здесь тебе не бар для голубых, сам скажу, когда захочу выпить.

Сегодня он сам на себя не похож, обязательно хочет загнать в угол. Может, заметил пропажу денег из сейфа? При одной мысли об этом у подростка загорелись подошвы, и он переступил с ноги на ногу. А может, отец следит не только за сестрой, но и за ним? Так и есть! Не намерен ли этот человек, всегда открыто демонстрировавший свою расчётливость, тщеславие, сластолюбие и вульгарность, показать себя с новой стороны, с которой подросток его ещё не знал? От таких опасений у подростка стало больно в груди.

— Про ключ поговорим позже, а сейчас принеси клюшку для гольфа, — тихо, почти шёпотом произнёс Хидэтомо.

Странно, но тому, что отец поймал его на лжи, подросток совершенно не придал значения, он никак не мог понять: зачем его загоняют в угол? Если соврать сейчас, то лучше по-крупному: клюшка была у него в комнате, а теперь её нет, наверное, украли, завтра надо сообщить в полицию. Или лучше просто: исчезла, в таком ответе есть скрытый смысл.