Книга Воевода Дикого поля - Дмитрий Агалаков

– Да жив, слава богу! Он в ординарцах у Данилы Федоровича Адашева…

– Тсс! – Степан даже в лице изменился, понизил голос. – Тише, друг мой, тише…

– А что такое? – нахмурился Григорий.

– Эту фамилию при дворе громко лучше не называть, – почти шепотом признался Степан. – Не в милости они – ни Алексей, ни Данила. Коли назовешь их фамилию, тут же спросят: а почто вспомнил их? Ты ответишь: знаю, мол. А они снова: а с какой стороны знаешь? И вот тут думай. Ответишь – с хорошей, гляди: дегтю себе плеснешь!

– Отчего ж так? – спросил Григорий обескураженно.

Но Степан ответить не успел – процессия подошла к дверям посольской залы. Там магистра поверженного ордена поджидал царь.

Степан, как и другие телохранители, встали в две шеренги по правую и левую руку Алексея Басманова.

– Тысяцкий, ты за мной иди, – сказал боярин. – Вслед за магистром тебя представлю. Коли царь еще не забыл, – не зло усмехнулся он.

– Свидимся? – шепотом спросил Григорий Василевского.

– А то! – ответил огненно-рыжий Степан. – Сам тебя нынче найду. Иди, иди!

Двери в посольскую залу открылись, и царедворец с посохом громовым голосом объявил:

– Вильгельм фон Фюрстенберг! – бывший магистр бывшего Ливонского ордена! – с почтением к великому князю Московскому, превеличайшему царю всея Руси, царю Казанскому и Астраханскому, князю Тверскому и Новгородскому, Ярославскому и Ростовскому, Иоанну Васильевичу Четвертому, Рюриковичу!

«Цок!» – громко и звонко ударил посох, и тонкое эхо понеслось по посольской зале.

Тогда Григорий и увидел царя всея Руси…

Иоанн Васильевич сидел на возвышении, на высоком золоченом троне, в золотой одежде с багряным шитьем и царском головном уборе. В таком одеянии встречали императоры Византии послов чужих стран. Впереди процессии к трону шагал Алексей Басманов, за ним – Фюрстенберг, далее – Григорий, а по бокам – стрельцы и личная царская охрана.

А потом охрана двумя волнами разошлась в стороны, потащила за собой и Григория, и экс-магистр оказался перед пленившим его владыкой – русским царем. Сухой старик в черном камзоле, один-одинешенек, против молодого русского монарха на величественном троне, в окружении князей и бояр.

Фюрстенберг думал сейчас о том, что его государство уходило в небытие перед молодой и агрессивной державой, силу которой они недооценили, пропустили ее восход. Русский царь думал о том, что отныне его величие практически безгранично: как сухие ветви ломал он через колено орды нехристей и басурманские ордена.

Но государь приветствовал пленника добрым словом – он мог позволить себе быть милостивым и великодушным.

– Сам Господь захотел, чтобы мы одержали победу над вами, – сказал Иоанн Фюрстенбергу. – Но я хочу, чтобы все знали: русский государь милостив к побежденным. Уважая ваши сан и звание, Вильгельм фон Фюрстенберг, я дарую вам, бывшему магистру ордена, в вотчину город Любимов. Это хоть и не Феллин, но городок хороший, великокняжеский, где можно прожить долго и безбедно. Да будет так!

Что и говорить: Фюрстенберг и так знал, что не для расправы везут его в Москву, но как трофей, как диковинную птицу – дабы все увидели, узрели, каков у них ловец-то – царь московский! Но милость Иоанна к пленнику, столь рьяно ненавидевшему Русь, и впрямь оказалась велика… Да и царь достиг того, чего хотел. Теперь в Европе скажут: разве медведи так поступают? Да он истинный христианин и европеец, коли и праведный гнев смог обуздать, и милостью заклятого врага одарить…

– Мы еще не раз побеседуем с вами, магистр, о воинской славе наших государств, – добавил Иоанн. – А теперь поведайте, нет ли у вас жалоб на моих офицеров? Отныне вы – мой подданный и мой друг, а я пекусь о своих друзьях. В добром ли вас здравии доставили в Москву? Я могу быть добр к недавнему неприятелю и очень строг к своим слугам!

Григорий затрепетал – одно слово магистра могло обернуться для него бедой.

– Благодарю вас, государь, – ответил Вильгельм фон Фюрстенберг. – Обращались со мной хорошо, говорили с уважением. Разве что дорога была скорой…

– Это ничего, – улыбнулся Иоанн, и за ним заискивающе стали улыбаться придворные. – Я сам так наказал: мне хотелось как можно скорее увидеть вас в Москве. Сейчас вам покажут ваши палаты. Завтра в Кремле будет пир в вашу честь, потому надолго я не прощаюсь. Отдыхайте, благородный магистр: выспитесь хорошенько на перинах наших пуховых, медку русского отведайте – точно в раю окажетесь! И обратно в Ливонию не захочется.

Бояре посмеивались: кто погромче, кто потише. Фюрстенберг поклонился и в сопровождении охраны покинул посольскую залу.

«Пронесло! Пронесло! – твердил как молитву Григорий. – Спасибо, Господи!»

Взгляд Иоанна побежал по головам придворных, охраны, стрельцов…

– А кто же тут герой, полонивший магистра? – неожиданно спросил царь. – Слышал я, был таков?

Алексей Басманов подтолкнул вперед, к царскому трону, Засекина.

– Да вот он, ваше величество, – с доброй усмешкой проговорил вельможа, – все боялся в кафтане с дороги пред вашими очами появиться.

У Григория аж ноги стали ватными.

– Да иди ты, иди, – вновь запросто подтолкнул его Басманов. – Поклонись царю…

Григорий подошел к возвышению, на котором стоял царский трон, и опустился на одно колено.

– Ты поднимись, поднимись, – милостиво промолвил государь.

Григорий поднялся.

– Кто таков? – спросил Иоанн. – Сын боярский?

– Князь Григорий Засекин, – ответил молодой воин. – Командир тысячи… эскадрона князя Барбашина, – добавил он с запинкой.

– Славный эскадрон, – кивнул государь. – Под Эрмесом он великую баталию ливонцам учинил. Ты был там?

– Был, государь, – поклонился Григорий. – И под Мариенбургом был, и Дерпт брал два года назад, – добавил зачем-то.

Царь рассмеялся, засмеялись и вельможи.

– И то прав, не стоит свои заслуги перед царем-то скрывать. Да и мне надежнее: должен я знать, кого казнить, а кого жаловать. Так, стало быть, князь? Засекины – это из чьих?

– Из Ярославских, – признался Григорий.

– Выходит, тоже Рюрикович? – с любопытством прищурился государь.

– Именно так, ваше величество.

– Стало быть, в нас есть капля одной крови? А велик ли твой удел, князь Засекин?

Григорий смущенно улыбнулся:

– Не велик, государь. Три худых деревеньки да двадцать человек посошных, вот и весь удел, что от отца мне достался.

– Три деревни – и это князь?! – рассмеялся Иоанн. – Ну, ничего, ничего. Рюрик тоже, говорят, с малого начинал. В Ливонии свою землю получишь. Большим помещиком на новых землях станешь. Я князю Мстиславскому о тебе отпишу, пусть займется. А пока что… – не спуская с воина глаз, Иоанн прихватил один из перстней и легко снял его, – держи этот камень. Мне он велик, так может, тебе впору окажется. От Бухарского султана достался! – И он протянул перстень с изумрудом Григорию. – Только не заложи его! – оглядев придворных, тотчас весело захихикавших, царь и сам рассмеялся. – Память будет!