Книга Финское солнце - Ильдар Абузяров

Добросовестно отстояв очередь, Антти поставил перед Кассе корзинку с диском и парой бутылок «Золота Лапландии». Лучезарно улыбнулся, протягивая скомканную и перекрученную, словно тот солитер или лента Мёбиуса, пятитысячную купюру.

– Хорошо выглядишь, Антти! – улыбнулась ему Кассе. – Поди, опять послал начальника подальше и поглубже?

– Нет, просто получил очередной оплачиваемый отгул и собираюсь провести прекрасный вечерок за бокалом темного пива под песни Рокси, – сказал Антти сущую правду. – Не хочешь присоединиться и славненько повеселиться?

– И хотела бы, да не могу, – погрустнев, ответила Кассе. – Напарница уволилась, и мне, пока не взяли новую, приходится вкалывать в две смены.

– Вот те раз! – удивился Антти. – А с чего это вдруг ушла твоя напарница?

– Ты же сам знаешь, как водится у Хаппоненов. Работа тяжелая и ответственная, а платят сущие гроши.

– Да уж, знаю, – тоже погрустнев, кивнул Антти. – Сам всё время собираюсь уволиться, да силы духа не хватает. Не то что твоя напарница.

– Впрочем, если работать в две смены, копеечку на жизнь наскрести можно, – добавила Кассе, когда Антти собрался спросить девушку, как она вообще справляется и не боится ли с устатку обсчитаться не в свою пользу.

10

После гипермаркета Антти, несколько обескураженный наглостью буржуев, поплелся по кривым улицам Нижнего Хутора. Ему вдруг очень захотелось зайти в «Спасательную шлюпку» и пропустить там бутылочку-другую пива «Золото Лапландии». Но, с другой стороны, что ему делать в кабаке без друга Рокси?

Антти вспомнил, как они в последнюю ночь сидели с друзьями в «Шлюпке», а Рокси, как всегда, каламбурил и смеялся.

– Скажи, Рокси, где твоя рана-дыра?» – спросил, насмеявшись до слез, сантехник Каакко.

– А с чего ты взял, что у меня вообще есть рана?

– Мне Ювенале сказала, что в твоей душе рана-воронка. Черная дыра, которая страшит тебя, заставляет бояться и одновременно затягивает, как омут. А всем известно, что Ювенале никогда не ошибается и не врет, – настаивал Каакко, у которого была собственная дыра.

– Да, подружка Ювенале в яблочко угодила. В моей душе действительно рана-воронка, что затягивает меня все глубже и глубже. Того и гляди, братцы, вся сила, вся энергия вместе с моей душой утекут, как сквозь решето…

– Понятно, – мрачно произнес Вялле, засидевшийся после работы за кружкой пива. – Она как лунка. Тянет так, что ты боишься ее до дрожи в поджилках.

– Точно! – ухмыльнулся уже пьяный Рокси. – Она тащит меня вон из жизни, в небытие, в смерть. Но, к счастью, в моем сердце смерч, что зовется духом, и он удерживает мою душу, поднимая ее все выше и выше в небо. Не знаю, куда меня вынесет в следующую секунду.

– Да ты гонишь! Ты просто напился и еле ворочаешь языком. Ты гонишь, как пьяный тюлень своими ластами. Гонишь и проскальзываешь… – буровил пьяный в стельку Урко.

– Да, – соглашался Рокси. – Когда я пьян, я превращаюсь в такое же простейшее, как и ты. В губку, в мокрицу, в инфузорию-туфельку, в губчатый энцефалит, в грибную плесень, что разъедает меня целиком, как реагенты Мерве разъедают зимой лед и кожу туфель Кайсы. Я утрачиваю себя как личность и потому могу говорить откровенно.

– Признайся, Рокси, – исподтишка докапывался Артти Шуллер, – признайся, дружище… Однажды ты понял, что чем откровеннее ты выступаешь и ведешь себя, тем больше у тебя поклонников. Признайся, ты хочешь за свою откровенность получить лучшие рестораны, лучшие гостиницы и машины, лучших девочек. Причем задарма.

– Не задарма, а за свое дерьмо, – отвечал продюсеру Рокси. – Но когда я выворачиваю себя наизнанку, это не ради денег или славы. Я делаю это, потому что очень боюсь тьмы, которая наседает на меня со всех сторон. Но я не перестаю бороться. Каждую минуту сопротивляюсь, чтобы черная воронка не засосала меня. Не поглотила своей чернотой, ржавчиной и плесенью. Я борюсь, чтобы вместе со мной не ушел под землю и весь Нижний Хутор, что стоит на месте болот Мещеры.

11

– Раньше наш город был болотом, – утверждал Рокси. – А потом оно стало пересыхать.

– Это всё потому, что Хаппонены с разрешения Мерве стали вырубать леса. А там, где гибнут леса, высыхают реки, засаливается почва, а в итоге гибнет вся цивилизация, – заметил охотник Ласле. – А значит, скоро погибнет и наша финская цивилизация вместе со всем Нижним Хутором.

– Ты чувствуешь это, Вялле? Чувствуешь, что творится с Нижним Хутором? – обращался Рокси к местному рыбаку.

– В каком-то смысле он и сейчас болото, – мрачно кивнул рыбак, прежде отхлебнув пива. – Только песком его всё больше затягивает.

– Вот именно, – продолжал Рокси. – Всё когда-то пересыхает и исчезает в дыре небытия. И когда силы почти оставляют меня, мне очень хочется броситься с балкона или нырнуть в воду, пока она еще есть, чтобы раз и навсегда избавиться от черноты.

По вечерам, после выступлений в «Спасательной шлюпке», Рокси порой бросался с головой в открытое море ночи. А выбравшись, шел не домой, а в «Дом», где жила Кайса: дом-айсберг, дом-пароход, дом, похожий на антиковчег или корабль-призрак. Дом с пустыми глазницами, в которых зрачком отражалось заходящее солнце…

Когда Рокси влюбился, в доме-башне, кроме Кайсы, проспонсированной Хаппоненом, мало кто жил. Мало кто мог позволить себе квартиру в таком дорогом доме…

По ночам он играл, сидя на лестнице в подъезде или на общем балконе, свесив ноги вниз. Пьяный, полусонный, он смотрел вниз: а не пришла ли вода, не подступила ли она к самому днищу дома-корабля. Иногда люди видели, как он встает на парапет и раскачивается, балансируя на грани пропасти.

«Зачем ты это делаешь?» – спросил его однажды Артти, обеспокоенный доходами своего заведения.

«Просто проверяю, крепко ли я еще стою на ногах, – отвечал Рокси. – И не пора ли мне уже сдаться».

Рокси чувствовал, что корабль-дом стоит на мели похоти и алчности человеческой.

«А может быть, – рассуждал далее Рокси, – стоит прыгнуть в эту пропасть. Решиться и последовать своему року. А заодно и проверить, любит ли меня Бог. Подхватит ли он меня, как героя, прыгнувшего в огонь или в холодную волну. И перенесет ли на Ту Сторону. Чтобы чего-то достичь, надо решиться на отчаянный поступок, вроде как прыгнуть в пропасть. И уж если удастся выбраться, то все дороги будут открыты. И тогда я, следуя своему призванию, смогу дойти до границ души Кайсы и, удовлетворив ее, спасти мир».

А потом, сидя в «Спасательной шлюпке» или на скамье-плоту возле дома Кайсы, он гладил шершавый бетон стен, как Ювенале гладила волосы. Бережно проводил рукой по штукатурке, как капитан по обшивке своего лайнера, вновь и вновь натыкаясь на трещины.

12

В этот уже потрепанный «Дом» и вернулся Антти с альбомом «ПРОROCKЪ». Скинув ботинки, он прошел на кухню и отправил в холодильник одну из бутылок. Вторую он открыл сразу и выпил почти залпом. Уж больно душно и тошно стало ему в гипермаркете. Напившись, Антти уселся в кресло у окна. Как и все финны, он мог сутками сидеть у окна и созерцать небо, усыпанную снегом землю или подтаявшую ледышку финского солнца. Мог часами любоваться дождевыми узорами и разводами и часами же мог рассматривать таблицу в журнале «Хоккей» и прикидывать шансы финских команд: «Йокерита», ХИФКа, «Ильвеса», «Таппары», «Эссята», «Лукко» и «Кярпята».