Книга Душитель из Пентекост-элли - Энн Перри

Салливан смотрела на Томаса, растерянно моргая, не в силах сосредоточиться.

– Опишите человека, который входил в комнату Ады, – настаивал Питт, устраиваясь поудобнее на непрочном стуле. В окно лениво бились две мухи. На полу стояли ведра, накрытые тряпками, – в них, должно быть, была вода.

– У него были светлые волосы, – вспоминала Нэн. – Густые. Хорошее пальто. Это все, что я помню. – Она отвела взгляд. – Я могу его не узнать, если встречу, я видела его только со спины. Дорогое пальто, я в этом разбираюсь. – Она прикусила губу, и ее глаза вдруг наполнились слезами. – Я работала на фабрике, шила пальто, когда похоронила мужа. Но на те деньги, что мне платили, не прокормишь двух малышек. Работала весь день до самой ночи, и всё за шесть шиллингов в неделю, а на это разве проживешь? Не удержалась, не соблюла себя… Одного ребенка отдала в приют, а там знаете что с ними делают. Их продают невесть кому и куда! А тем, кто послабее, дают умереть от голода. Вот что они делают.

Томас молчал. Он знал: все, что говорила эта женщина, было правдой. Ему было известно, сколько платят на швейных фабриках с их потогонной системой и какова судьба приютских детей.

В доме было тихо. Его постояльцы, видимо, отсыпались. С улицы доносился обычный шум повозок и случайные крики. Швейная фабрика напротив дымила – там, склонив головы над швейными машинками, прилежно трудились женщины. Рабочий день у них начался пять часов тому назад.

– Если бы я попросилась в работный дом, у меня отняли бы малышек. Я бы этого не перенесла. Вот и пошла на панель, чтобы их прокормить, – продолжала Салливан.

– А что потом было с вашими детьми? – осторожно спросил суперинтендант – и неожиданно пожалел об этом. Ему не хотелось разделять с этой женщиной ее личную трагедию.

Нэн улыбнулась.

– Я вырастила их, – ответила она. – Мэри пошла в услужение и неплохо устроилась. А Бриджет вышла замуж за мясника в Кэмдене.

Питт не стал больше расспрашивать ее и лишь подумал, как уберегут дочери тот драгоценный подарок, который получили от матери. Они, возможно, будут иногда вспоминать о ней и даже призадумаются, во что ей обошлось их нынешнее благополучие, но ничто уже не заставит их вернуться к ней в Пентекост-элли. И это к лучшему. Она будет думать об их счастье, а дочери сохранят лишь ранние воспоминания о маме, когда она не была такой усталой, плохо одетой, с роковой печатью своей профессии на лице.

– Вы сделали доброе дело, – сказал Томас, и в этом он был абсолютно искренен. Он осторожно переменил позу на расшатанном стуле.

– А ребенок Ады умер. Бедняжка, – сказала свидетельница, не уточняя, о ком сожалеет – о Маккинли или ее ребенке. – Я бы сказала вам, кто убил ее, если бы знала, мистер, но я не знаю. Впрочем, – она пожала плечами, – как сказал мистер Юарт, кто мне поверит?

Суперинтендант опять подавил гнев.

– Мистер Юарт сказал вам это?

– Не словами, но дал понять. Он прав, разве не так?

– Это зависит от многих обстоятельств, – ушел от ответа Питт. Если бы он сказал собеседнице правду, ей это не понравилось бы. – Если вы не уверены, как выглядит убийца, это уже не имеет значения. Расскажите мне все, что знаете об Аде. Если это сделал не Фитцджеймс, то кто еще, как вы думаете, мог ее убить?

Нэн долго молчала, и Томас испугался, что она не ответит. Мухи, жужжа, бились о стекло. Где-то наверху хлопали двери, в коридоре бранились.

– Если бы не связанные башмаки Ады, я сказала бы, что это мог сделать Костиган, ее новый сутенер. Поганый мужик. Вот все, что можно о нем сказать. – Салливан не скрывала неприязни к этому человеку. – Воображает, что женщины так и липнут к нему. Коварен как мышеловка: сначала сыр, а потом… бац, и готова! – Она пожала плечами. – Но он трус. Я знаю таких. Если бы он убил Аду, то, как только увидел бы, что она мертва, он бы струсил и сбежал, боясь за свою шкуру. Ему было бы не до ее ботинок, и он не стал бы натягивать подвязку на ее руку. – Женщина посмотрела на Питта. – Поэтому это мог сделать ее клиент. Фитцджеймс или кто-то другой.

Она ничего не сказала о сломанных ногтях и поврежденных пальцах на руках и ногах Маккинли, потому что не знала об этом.

– Но, может быть, клиент связал ботинки и надел Аде на руку подвязку для чулок, а Костиган пришел, когда она еще не успела развязать ботинки? – осторожно высказал предположение Томас. Это было вполне разумное замечание.

Но Нэн покачала головой:

– Если бы у Ады в тот вечер было два посетителя, мы с Розой увидели бы и второго. Или его увидела бы Агнес. Это кажется, что здесь никто ничего не видит, кто входит и кто выходит, но это не так. Мы тут наблюдаем друг за другом. Иначе нельзя. Обычно этим занимается старая Мадж. Кто знает, как поведет себя клиент? Может, кто выпил лишнего и начнет буянить, а кто-то потребует от тебя того, о чем ни один нормальный человек и подумать не решится… – Свидетельница заморгала, а потом громко чихнула и вытерла нос тряпицей. – Все это кажется странным. Вы можете спросить, почему она не закричала, не так ли? Да она и не подумала ничего такого, бедняжка, до тех пор, пока ей не стянули чулком горло!

– Но непохоже, чтобы это сделал случайный клиент, которого она видела в первый раз, – резонно заметил Питт. – Это был кто-то, кого она уже знала и ждала от него всяких таких фокусов. Костиган был ее любовником и сутенером одновременно? – Томас подался вперед, забыв о неустойчивом стуле, и чуть не упал.

– Он не прочь был бы стать ее любовником, – заметила Салливан, презрительно скривив губы и не обращая внимания на стул, к скрипу которого, должно быть, привыкла. – Не думаю, что ему это удалось, но я могу и не знать этого. Вполне возможно. Но если это так, зачем ему убивать Аду?

– Не знаю. Спасибо, Нэн. Если еще что вспомните, сообщите мне… или мистеру Юарту.

– Хорошо, конечно, сообщу.

Томас встал и поправил стул. Женщина молча смотрела на него.

У Питта ушло несколько чаcов на сбор сведений об Аде Маккинли, ее жизни и привычках, и он не нашел ничего, что отличало бы ее от всех остальных женщин ее профессии. Обычно она вставала поздно, где-то во второй половине дня, и, одевшись и плотно поев, отправлялась на панель. Чаще всего оставалась в квартале Уайтчепел – здесь было достаточно клиентов. Но иногда, в хороший вечерок, особенно летом, она отправлялась в традиционные кварталы Лондона – Уиндмил-стрит, Хеймаркет или Лестер-сквер – в поисках богатых клиентов. Туда, где толпы джентльменов и леди, только что покинувших театры, оказывались рядом с проститутками из всех слоев общества и всех возрастов, рядом с разряженными куртизанками и попрошайничающей детворой, дергающей их за рукав, шепчущей непристойные предложения и вымаливающей жалкие пенсы.

Маккинли знала, что такое побои. Ей доставалось от ее прежнего «покровителя» Уэйланда, человека с неприятным, злым лицом, ломового извозчика, решившего пополнить свои доходы сутенерством. Он иногда обижал, но чаще оберегал девушек из Пентекост-элли, поэтому поселился неподалеку, чтобы ему легче было охранять и уберегать их от обидчиков на улице. Однако в доме они должны были защищать себя от жестоких и нечестных клиентов сами. За главную у них была старуха Мадж, о которой упоминала Нэн, – сама в прошлом проститутка, занимавшая комнату в задней части дома. Она тут же прибегала на первый крик о помощи. У нее был отличный слух, хотя зрение уже стало портиться. И все же старая женщина могла безошибочно всадить в обидчика вязальную спицу или дать ему попробовать силу своих тяжелых кулаков. В ее жизни бывали случаи, когда проштрафившиеся клиенты чудом оставались живы, попробовав принудить Мадж к чему-то ненормальному.