Книга Анонимная война. От аналитиков Изборского клуба - Андрей Кобяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
в) фонды, поддерживающие определенное идеологическое направление, могут, во-первых, непосредственно учреждать частные интеллектуальные центры, во-вторых, приобретать учебные заведения, превращая их в базы или пропагандистские центры, в-третьих, одновременно публично или непублично финансировать другие институты в США и за рубежом, в том числе «официально» партийные, наряду с общественными движениями. Примером такого конгломерата является соросовский Open Society Foundations (ранее — Open Society Institute), учредивший, в частности, Центрально-Европейский университет, приобретший Bard College, спонсирующий структуры Демпартии США, в частности Центр американского прогресса (пропагандистский институт) и MoveOn (публичную пропагандистскую организацию), наряду с множеством структур в других странах, также разного профиля (в СНГ — Киргизия, Украина, Молдавия) и с адаптацией названий к местной конъюнктуре и функциям.
В период внедрения новых технологий влияния на массы, разрабатываемые как по прямому поручению, так и при поддержке правительственных структур, привлекаемые (или выступающие с инициативой) фонды могут исполнять функцию «посевного» (первого) инвестора, номинально осуществляя венчурный вклад, а de facto исполняя роль «паровоза» соответствующей конъюнктуры. В истории Rockefeller Foundation примерами может служить дотации британскому Tavistock Institute of Human Relations, а затем применяющим его практики институтам в США (Western Institute of Behavioral Sciences, Esalen Institute и др.) в период подготовки «революции 1968 года». На этапе «революций 2.0» Rockefeller Foundation становится «посевным» инвестором блогерской сети Global Voices. В обоих случаях соответствующие инициативы поддерживались также из государственных средств и университетских эндаументов, то есть являлись государственно-частными начинаниями в рамках стратегий.
Во взаимодействии с высшими школами (а также международными НПО с «пересекающимися» кадрами) фонды могут выступать спонсорами: а) самих учреждений, б) профильных исследовательских центров (в том числе институтов составе внешнеполитических НПО, как то National Endowment for Democracy — NED, Freedom House, Международной кризисной группы), в) программ в составе этих центров, г) автономных ИЦ, осуществляющих экспериментальную и/или методическую (тренинговую) деятельность, д) пропагандистских центров и программ, выступающих под вывеской научных институтов в составе высших школ.
Таким образом, практика грантодающих и управляющих фондов:
а) увязывает научные программы с геополитическими задачами и их пропагандой,
б) соединяет высшие школы и НПО в единый конгломерат,
в) обеспечивает, при посредстве CFR, «политику вращающихся дверей», предоставляя «синекуры» политикам при смене команд в Белом доме и Госдепе.
Период 1890–1920 годов в США, именуемый Progressive Era, формировался умонастроением ученых, промышленников и гуманитариев периода великих открытий, который (как и в Европе) характеризовался возвышением науки над религией и одновременно мощным социальным оптимизмом. Идея улучшения человеческой природы тогда высказывалась как прогрессивистами, так и либертарианцами. Но уже в тот период на ее фоне возникала мизантропическая «тень», поднимаясь как из мейнстримных естественнонаучных теорий, так и из маргинальных религиозных течений, окрашенных влиянием неокантианского агностицизма и восточных гностических философий.
Кризис авраамических церквей на фоне вала физических и биологических открытий, заставших врасплох традиционное духовенство, совпал по времени с взлетом движений за социальное равноправие. В то время как в британской родовой аристократии и в транснациональных банкирских семьях распространяются оккультные увлечения, антимонархическое движение в континентальной Европе подвергается влиянию этерналистских восточных философий. Одним из «культурных мостов» парадоксально становится Всемирная Колумбовская выставка в Чикаго (1893), задуманная для пропаганды технических достижений — именно здесь оказываются в одной аудитории пантеисты с Востока (С. Вивекананда, А. Дхармапала, В. Ганди) и европейские теоретики свободы сексуальных меньшинств. Идеи энергетического равновесия, перекликаясь с новыми гностическими школами российского происхождения (Г. Гурджиев, П. Успенский), оказывают влияние на теорию психоанализа. В США антииндустриальные философии Р.У. Эмерсона и Г.Д. Торо получают новых почитателей в антикапиталистической, особенно радикальной анархистской среде (Э. Голдман, А. Беркман, А. Айзек). Тогда же в США получают распространение меннонитская и неосведенборговская пацифистско-аскетическая этика. Уже в канун Первой мировой войны кристаллизуется движение за контроль рождаемости Маргарет Зангер (Хиггинс), ученицы анархистски Эммы Голдман. В Европе после Первой мировой войны распространяется рационалистическое учение Бертрана Рассела и трансгуманистическая теория Джулиана Хаксли.
После революции 1917 года в России, в связи с индустриалистским выбором российских марксистов, неомальтузианские концепции становятся особо востребованными в геополитике. Джон Дьюи, проповедник замещения авраамических религий «натуралистическим гуманизмом», уже в 1919 году путешествует в Китай, агитируя там одновременно против Ленина и Конфуция. Тогда же популяризируются тексты анархистки Эммы Голдман о ее разочаровании в советском проекте.
В 1920-х банковские семейства, индоктринированные в мальтузианство, используют интерес германских нацистских теоретиков к евгенике для создания «сдерживающей» идеологической антитезы. Даже Wikipedia не может умолчать об идеологических установках семьи Рокфеллеров и их отражении в благотворительности: Rockefeller Foundation «поддерживал и развивал различные германские программы в области евгеники — включая ту программу, в которой сотрудничал Йозеф Менгеле, прежде чем отправиться (для проведения экспериментов над заключенными) в Аушвиц».
Увлечение Рокфеллеров мальтузианством начинается с социал-дарвинистских взглядов Джона Дэвисона Рокфеллера-старшего, первого спонсора резерватов дикой природы, и продолжается по линии семьи его сына Джона, супруга которого, Эбби Олдрич, увлекалась мизантропическими восточными философиями; в дальнейшем несколько членов семьи всецело посвящают себя спонсированию антииндустриальных и депопуляционистских ассоциаций и НПО. В этом они сходятся с принцем голланским Барнардом и принцем-консортом британским Филиппом («очарованным» мистическими трудами К.Г. Юнга).
Достижение СССР ядерного паритета после Второй мировой войны становится новым стимулом для прямой и непрямой государственной поддержки в США ученых и общественных деятелей, пропагандирующих одновременно антиклерикальный и антиавторитарный «гуманизм» — теперь уже под предлогом катастрофы Второй мировой войны, когда научное знание было использовано для массового истребления. В этой деятельности еще с 1950-х годов практикуется «разделение труда» между радикальными управляемыми общественными движениями, курируемыми Комитетом за ядерное разоружение Бертрана Рассела, и элитным кругом интеллектуалов и дипломатов, вступающих в «культурный» диалог с коллегами «по ту сторону занавеса» (Пагуошский процесс). Наконец, еще одно направление состоит в идеологическом «вооружении» международной бюрократии. В сухом остатке его «альфа и омега» состоит в проповеди «пределов индустриального роста», из которой следует императив ограничения численности народонаселения (депопуляции) и соответственно, противодействия всем религиям и идеологиям, следующим этике авраамических религий, прежде всего представлению о человеке как высшем существе, сознательно преобразующим природу. Позже этот синтетический концепт, изначально опирающийся на этерналистские и оккультные концепции, дополняется «подложной» эсхатологией: человек провозглашается единственным существом, виновным в загрязнении живой природы и приближении экологической катастрофы; одновременно на уровне мировых институтов поощряются бесплодные формы половой жизни, а на уровне бизнес-кругов — квазиэкономика сферы развлечений, замещающей производственную индустрию.
