Книга Бояре Романовы в Великой смуте - Александр Широкорад

Стадницкого. Сам Юрий Мнишек женился на Ядвиге Тарло, отец и братья которой были также ариане.

Юрий Мнишек буквально выжимал все соки из Сандо-мирского воеводства, но постоянно нуждался в деньгах и не вылезал из долгов. Так, в 1603 г. Юрий был вынужден продать часть владений и вернуть часть долгов на сумму 28 тысяч злотых.

Чтобы выйти из затруднительного положения, Мнишек нашел одно лишь средство – выгодно выдать замуж своих дочерей. Он не давал за ними приданого, но тем не менее находил им богатых и покладистых мужей. Его старшая дочь Урсула вышла замуж за старосту кременецкого Константина Константиновича Вишневецкого, вполне способного поддержать своего бедствующего тестя.

Вишневецкие считали себя потомками великого князя Литовского Гедимина, но фактически были православными русскими князьями, в жилах которых на 90 процентов текла русская кровь. Однако в 1595 г. Константин Константинович перешел в католичество и стал считать себя поляком. Замечу, что и все остальные члены рода Вишневецких до 1640 г. приняли католичество.

В 1603 г. младшей дочери Юрия Мнишка Марине исполнилось 18 лет. О ее жизни до встречи с самозванцем нам ничего неизвестно, за исключением того, что она приняла первое причастие в Самборском монастыре бернардинцев.

* Валишевский К. Смутное время. М.: Квадрат, 1993. С. 97—98.

Вопреки легендам, Марина не была красавицей. Польский историк Казимир Валишевский писал: «Марина была похожа на воеводу[34]: тот же высокий лоб, ястребиный нос и острый подбородок; но тонкий рот и плотно сжатые губы, которые были как будто созданы не для приманки поцелуев, неприятно дополняли сходные черты. И только довольно красивые, продолговатые, словно миндалины, глаза и грациозно выгнутые брови несколько смягчали это сухое, черствое лицо»*. Вдобавок Марина была тщедушна, ее рост составлял где-то 153—155 см.

Внешность плюс долги, а главное, репутация отца не позволяют нам думать, что Марина (как писал А.С. Пушкин в «Борисе Годунове») «у ног своих видала …Я рыцарей и графов благородных; Но их мольбы я хладно отвергала».

Мнишек был готов сплавить дочь кому угодно. И вдруг произошло событие, которое круто изменило не только жизнь кланов Мнишков, но и всю историю польско-русских отношений.

Глава 10Похождения расстриги в Речи Посполитой

Отрепьев бежал в Литву с двумя монахами – Варлаамом и Мисаилом. Варлаам был чернецом Пафнутьева Боровского монастыря, расположенного в Кремле. Варлаам Яцкий происходил из провинциальных детей боярских. Позже, при царе Василии Шуйском, Варлаам напишет подробный рассказ о побеге в Польшу, получивший название «Извет». Второй чернец, Мисаил, бежал, как и Отрепьев, из Чудова монастыря. В миру он был Михаилом Трофимовичем Повадьиным, сыном боярским из города Серпейска. В московской летописи о нем сказано: «…прост сей и в разуме не утвержден». Полную противоположность Мисаилу представлял собой Варлаам. Его искусно составленный «Извет» говорит об изощренном уме.

Согласно версии Варлаама, дело обстояло так. В 1601 г., в понедельник второй недели Великого поста, в Москве Варварским крестцом шел монах Пафнутьева Боровского монастыря Варлаам. Его нагнал другой монах, молодой, и вступил с ним в разговор. После обыкновенных приветствий и вопросов, кто и откуда, Варлаам спросил своего нового знакомого, назвавшегося Григорием Отрепьевым, какое ему до него дело. Григорий отвечал, что, живя в Чудовом монастыре, сложил он похвалу московским чудотворцам, и патриарх, видя такое усердие, взял его к себе, а потом стал брать с собой и в Боярскую думу, оттого и вошел Григорий в великую славу. Но ему не хочется не

только видеть, но и слышать про земную славу и богатство, и потому он решил уехать из Москвы в дальний монастырь. Слышал он, что есть монастырь в Чернигове, и туда-то он хочет позвать с собой Варлаама. Варлаам отвечал, что если Григорий жил в Чудовом монастыре у патриарха, то к Черниговскому монастырю ему не привыкнуть: по слухам, этот монастырь – место неважное. На это Григорий отвечал: «Хочу в Киев, в Пе-черский монастырь, там старцы многие души свои спасли. А потом, поживя в Киеве, пойдем во святой город Иерусалим ко гробу Господню». Варлаам возразил, что Печерский монастырь за рубежом, в Литве, а за рубеж теперь идти трудно. «Вовсе не трудно, – отвечал Григорий, – государь наш взял мир с королем на двадцать два года, и теперь везде просто, застав нет». Тогда Варлаам согласился идти вместе с Отрепьевым. Оба монаха поклялись друг другу, что не обманут, и договорились назавтра встретиться в Иконном ряду и отправиться в путь. На другой день в условленном месте Варлаам нашел Отрепьева, а с ним был третий их спутник – чернец Мисаил.

В своем «Извете» Варлаам старательно путает правду с вымыслом, стремясь обелить себя. Трудно поверить, что умный и тертый монах в столь солидном возрасте встретил случайно какого-то мальчишку и решил бежать с ним за рубеж. Вместе с тем интеллектуальный уровень Варлаама явно не соответствует роли равноправного участника заговора. Тем более это можно сказать о Мисаиле. Судя по всему, на первом этапе они и не догадывались об интриге Пафнутия.

Но вернемся к нашим беглецам. Им удалось благополучно добраться до Новгорода-Северского, где они прожили несколько дней в Преображенском монастыре. Затем они нашли провожатого – какого-то бродячего монаха, который тайно провел их через границу в Литву. В начале 1602 г. троица прибыла в Киев в Печерский монастырь. Там инок Григорий «разболелся до умертвия» и решил причаститься у печерского игумена. Далее все было как в мексиканских сериалах. Умирающий Григорий признался игумену, что он царевич Димитрий «а ходит бут-то в ыскусе, не пострижен, избегаючи, укрываяся от царя Бориса…». Но игумен сериалов не любил и велел немедленно выкинуть умирающего и обоих его спутников за пределы монастыря. За воротами монастыря инок Григорий чудесным способом излечился от болезней, и вся троица отправилась в город Острог во владения князя Константина Острожского. Потомок Гедимина Константин был практически независимым правителем. При его дворе служило более двух тысяч шляхтичей и челяди. Несмотря на Брестскую унию, князь оставался ревностным поборником православия.

Князь Острожский радушно принял беглецов. Рассказ Вар-лаама о пребывании в Остроге летом 1602 г. подтверждается неоспоримыми доказательствами. В свое время А. Добротвор-ский обнаружил в книгохранилище Загоровского монастыря на Волыни книгу, отпечатанную в Остроге в 1594 г., с надписью: «Лета от сотворения миру 7110-го (1602 год), месяца августа в 14-й день, сию книгу Великого Василия дал нам Григорию з братею, с Варлаамом да Мисаилом, Константин Константинович, нареченный со светом крещении Василей, божиею милос-тию пресветьлое княже Острожское, воевода Киевский». Любопытно, что кто-то из современников сделал на книге дополнение к дарственной надписи. Над словом «Григорию» кто-то вывел слова «царевичу московскому». То есть Отрепьев сделал признание Острожскому о своем «царском происхождении». Но, увы, тот немедленно велел гайдукам вытолкать самозванца взашей из замка. Тут пути нашей троицы разошлись. Варлаам и Мисаил были отправлены Острожским в православный Троицкий Дерманский монастырь, а Отрепьев скинул монашеское одеяние, облачился в светское платье и отправился в город Гощу. Гоща в то время был центром еретиков-ариан. Отрепьев поселился там у пана Габриэля Хойского и, по некоторым сведениям, стал отправлять обряды ариан. В Гоще Отрепьев получил возможность брать уроки в арианской школе. По словам Варлаама, Отрепьева учили «по латынски и по польски». Одним из учителей Отрепьева был русский монах Матвей Твердохлеб – известный проповедник арианства. Отрепьеву не понадобилось много времени, чтобы понять, что от ариан особой помощи ему ждать не приходится, а сама его связь с еретиками поставит крест на самозванческой карьере. В начале апреля 1603 г. Григорий бежал из Гощи.