Книга Цена Победы в рублях - Максим Кустов

По сути дела, эти квитанции имели наиболее реальное товарное обеспечение, по сравнению со всеми остальными находившимися в то время в обращении денежными знаками. Предположительно, в 1942 году был изготовлен первый выпуск «текстильных пунктов» одного типа для генеральных комиссариатов, образованных на территории Прибалтийских республик. Действительные по 30 апреля 1943 года, квитанции были выпущены на основании распоряжения рейхскомиссара Остланда. Отличались они по наименованию генерального комиссариата (одного из трех: Lettland, Estland, Litauen), помещенному в верхнем левом углу. Их владелец имел право приобретать, в частности, прядильные изделия на сумму, эквивалентную стоимости сданного сырья. Использованные талоны погашались пугем отрезания верхнего правого угла. На оборотной стороне знаков помещалась таблица с примерной эквивалентной стоимостью товаров.

Подобный же выпуск, но отличавшийся оформлением, был осуществлен на территории захваченных районов Северной России, части Ленинградской и Псковской областей, входивших в прифронтовую зону. Как и в других зонах оккупации, здесь была создана специальная «Главная группа Ла» (landwirtschaftlich, т. е. сельского хозяйства данной территории) по вопросам продовольствия и сельского хозяйства. По распоряжению «Шефгруппы Ла» были выпущены так называемые «Знаки пунктовой ценности прядильных изделий». Этот выпуск был изготовлен в Риге односторонним с изображением эмблемы вермахта на лицевой стороне. Срок действия их был установлен до 30 апреля 1944 года. Несколько позднее подобный же выпуск был осуществлен и в Белоруссии (Генеральный комиссариат Weissruthenien). Здесь он был издан на основании распоряжения Генерального комиссара в Минске.

В 1944 году для генеральных комиссариатов Латвии, Литвы и Эстонии был изготовлен дополнительный выпуск квитанций, действительных до 30 апреля 1945 года. Полностью повторявшие в оформлении знаки предыдущего выпуска, они были изготовлены на бумаге с водяным знаком: аббревиатурой OST по всему полю. На лицевой стороне всех квитанций изображены медальоны с рисунком крестьянина, треплющего лен, и крестьянки, стригущей овец. Вокруг медальонов помещен текст на двух языках: «Лен и шерсть — богатство земли». Внизу помещена эмблема вермахта. Все квитанции изготавливались в Риге на нескольких предприятиях.[168]

Белоруссия, благодаря своему территориальному расположению (между Польшей, Россией, Украиной и Прибалтикой), оказалась в особой ситуации. Хотя она числилась в составе рейхскомиссариата «Остланд» и, соответственно, там должны были иметь хождение соответствующие денежные знаки (т. е. оккупационные марки (кредитные билеты) Главного управления имперских кредитных касс, а также «текстильные пункты» или «талоны»), но наравне с ними в расчетах применялись и украинские карбованцы, не говоря уже о советских рублях.[169]Не так широко, но все же использовались и польские деньги, так что немцам даже пришлось 12 июня 1942 г. издавать специальный циркуляр банкам, в одном из пунктов которого было сказано: «Польские денежные знаки и польские монеты больше нельзя обменивать, возможно лишь принимать в сумме до 10-ти рейхсмарок на инкассо. Свыше 10-ти рейхсмарок могут быть приняты только в том случае, если будет представлено удостоверение, из которого видно, что польские денежные знаки ввезены в Беларусь законным путем».[170]

В отличие от беспорядка в деньгах, в плане ценообразования немецкое руководство пыталось навести порядок. Так, возглавлявший Генеральный комиссариат «Беларусь» гауляйтер Вильгельм Кубе издал указ, запрещавший самовольное повышение цен в сравнении с 20 июня 1941 г. Сообщения о каких-либо изменениях цен публиковались в «Правительственном вестнике» генерального комиссариата.

На территории генерального округа «Беларусь» в городах Барановичи, Бегомль, Вилейка, Койданово, Логойск, Плещеницы, Слоним, Слуцк, Узда функционировали филиалы Немецкого государственного банка. В Минске находилась Имперская кредитная касса, через которую осуществлялся перевод денег между отдельными филиалами Госбанка. Сберегательные счета велись лишь для местного населения. Довоенные вклады аннулировались. Новые оформлялись только в рублях. Вклады, по которым выплачивали 2,5 %, были весьма незначительны, как и размеры денежных накоплений.

В районах Беларуси, которые были включены в состав Восточной Пруссии — Белостокская область с некоторыми районами Брестчины и Гродненщины, обращались денежные единицы рейха, т. е настоящие немецкие марки.

Наряду с бесконтрольной эмиссией оккупационной марки значительную часть дохода Главного управления Имперских кредитных касс составляли поступления от средств, реквизированных у населения, реализации ценного имущества, награбленного оккупантами. Этой цели служило постановление о валютном праве Остланда, куда входил и генеральный округ Белоруссия, согласно которому население должно было сдать в местную кредитную кассу изделия из золота и других благородных металлов, а также иностранную валюту. Тем, кто нарушал валютное законодательство, грозили тюремное заключение, конфискация или штраф. Кроме того, в распоряжении немцев оказались значительные денежные фонды, которые не удалось эвакуировать. Кстати, денежная реформа 1942 года об изъятии у населения советских Денег касалась и территорий «Остланда», что послужило дополнительным способом ограбления местных жителей.

Но в изначально более бедной Белоруссии ситуация с продуктами и товарами широкого потребления оказалась гораздо хуже, чем на Украине, не говоря уже о Прибалтике. Крайне низкий жизненный уровень городских и сельских жителей оккупированной Беларуси и острый дефицит многих потребительских товаров привели к возрождению натурального обмена. В конце 1941 года в немецкой оперативной сводке из Минска сообщалось: «Доверие к ценности денег почти полностью исчезло. Русская валюта в частной торговле вообще не курсирует, немецкая берется неохотно. Основой торговых расчетов служат самогон, табак, мука, причем эти товары берутся не только потребителем, а вообще являются мерой стоимости торговых сделок».

Анна Марковна Скумс, пережившая оккупацию в белорусской деревне Липовец (находившейся в районе Лепеля), вспоминает: «…в первые месяцы после оккупации у сельчан, и у нас в том числе, был еще какой-то минимальный запас соли, спичек, сахара. Но вскоре ничего этого не стало: запасы истощились. Купить их было негде. Без сахара и спичек жить трудно, но можно. А без соли жить невозможно. Это кошмар. Пища без соли не лезла в горло. Кто хоть раз испытал мучение есть без соли, тот поймет меня. В больших селах были до войны магазины, и когда началась война, жители этих селений растащили имеющиеся в них продукты. А в Липовце и в других не-больших деревеньках магазинов не было, и поэтому никто не смог создать необходимых запасов. Идти искать в других деревнях, где можно было бы выменять хоть немного соли, было делом опасным. Можно было поплатиться жизнью. Вот и мучились без соли. В городах, в крупных местечках остались продовольственные склады, советские войска, отступая поспешно, не успели их ни вывезти, ни уничтожить. Немцы — народ деловой. Захватив эти склады, сразу поняли, как их лучше использовать. В каждом гарнизоне открыли ларьки, где торговали фашистские ставленники и прихлебатели. Ближайшие от Липовца гарнизоны размещались в Краснолуках и Кащино. Как можно было купить у них соль? Денег не было. Советские деньги не принимались, а оккупационных марок у жителей Липовца не было. А деньги и не нужны были. Шел простой натуральный обмен. Соль меняли на яйца, масло, сало, ягоды, грибы, как на свежие, так и на сушеные. Ягод и грибов в наших лесах было множество. Сельчане приносили их целыми корзинами. За это паны давали один-два фунта соли. И тому были рады. Вагонами отправляли фашисты в свой «фатерлянд» ягоды и грибы для своих фрау и киндер. Особенно охотно принимали они лекарственные я годы.[171]