Книга Измайловский парк - Ирина Лобановская

На самом деле он отлично сознавал, что при чем, и еще как при чем. И вообще все выглядело куда грязнее и хуже, чем он пытался себе сейчас доказать. Существовала еще одна, третья подоплека вероломства Панина. Она и стала главной. Но рассказать о ней Валерий решился бы только под страхом смерти.

Панин чувствовал себя совсем отвратительно. Ну почему он так себя ведет? Почему не может жить спокойно, как мать? Почему он вечно лезет куда-то, куда-то вмешивается, чего-то ищет?

Валерий вздохнул и внезапно вздрогнул.

И с тоской вспомнил, как всегда элегантен отец в любых одеяниях, даже в мятом больничном халате.

Комната Светлане очень понравилась, тихая ласковая хозяйка — еще больше, и они сразу договорились, что Света переезжает.

— Я помогу, — пробурчал Арам.

Светлана не могла сдержаться и чмокнула его в щеку.

Как-то все слепилось и слилось в одну тягостную думу о Женьке… И Араму хотелось любыми способами сбросить с себя эту тяжесть, освободиться, легко выдохнуть и забыть… Если бы можно было забыть… И может быть, как раз Света…

Они приехали в общежитие. Света проворно собрала свои нехитрые вещички, отказавшись от помощи Айрапетова, который сидел на стуле, мрачно рассматривая жалкую комнатенку с бурыми стенами и промокающим потолком.

— Мужская помощь мне будет нужна позже, — объявила Светлана.

Появился комендант общежития — мужик лет пятидесяти, успевший к вечеру хорошо поддать. И заорал:

— Светка! Да ты чего, ёбнулась, что ли?!

Арам нахмурился еще больше. Светлана покраснела.

— Павел Иваныч, я уезжаю. Деньги заплачены.

Комендант продолжал кричать:

— Да я не о том, девка, что мне твои деньги?! Плевал я на них! Ты мужика где взяла?! Черномазого этого?! Тебе русских нету?! В России живем!

Арам сжал кулаки и вспомнил Валеркину науку. Светлана полыхала яркой помидоркой и смотрела испуганно то на одного, то на другого.

— Нет, девка, что же это такое?! Ну, ты хороша! А помнишь, что мне обещала?! Нет, Светка, это что же, в самом деле? Ты другого не могла притащить?!

Светлана попыталась его образумить:

— Павел Иваныч, мы потом с вами все обсудим, когда вы проспитесь, а сейчас идите и ложитесь, пожалуйста, спать!

Но тот хохотал и петушился:

— А чё? Я и сейчас прекрасно могу обсуждать, меня не надо раньше времени спать ложить! — И дальше посыпались фразы, в которых и печатных слов почти не было.

Светлана не выдержала:

— Павел Иваныч! Я с вами когда-нибудь матом ругалась?! Я ни разу ни с кем на матах не общалась, сколько у вас живу! И с нами попрошу не выражаться!

Арам хмыкнул:

— Милицию вызывать не придется?

Светлана торопливо обернулась:

— Да нет, ничего, мы сейчас разберемся!

— Девка, — заныл Павел Иванович, — а можно мне к тебе сесть на колени?

И Света ответила нарочито спокойно и деловито:

— Женские колени — очень хрупкая штука, так что давайте не будем рисковать!

Внезапно комендант устал, ослаб, присел на кровать и заснул, свесив голову набок.

— Вперед! — скомандовала обрадовавшаяся Светлана.

Они взяли по большой сумке, Арам еще нацепил на спину громадный рюкзак, за которым сзади его головы вообще не было видно. Из вещей осталось еще ведро с аудиокассетами и пластмассовый красный глубокий и широкий тазик типа бадейка.

— Куда его? — задумчиво спросил Арам и взял ведро.

Недолго думая Света нахлобучила таз себе на голову и пошла впереди, придерживая его рукой и сдвинув на затылок.

Прохожие провожали их взглядами. Кто удивлялся, кто смеялся, кто крутил пальцем у виска… А одна бабушка спросила, шуткуя, что-то насчет новой моды. И Света ей в тон ответила:

— Да-да, бабуля, мы — законодатели новой моды и внедряем ее в жизнь!

Потом один дядька заметил насчет Санчо Пансы с его тазом на голове… Светлана тоже в ответ, не тушуясь, покивала.

Затем к ней пристал какой-то парень, с совершенно испитой и ободранной мордой. Хихикал, кривлялся… И Светлана с ним пообщалась с эдакой снисходительно-куражливой интонацией: а как еще с таким говорить?

— Ты не ревнуешь, ничего? — спросил парень Арама. Зашатался и схватился за стену дома.

— Нет, нет, он не ревнует, — опередила Арама Света. — Это мой двоюродный брат и очень хороший человек. Помогает мне переехать.

Наконец поймали машину. Водитель усмехнулся и спросил:

— Вместо шлема, что ли? Рокеры?

— Угу, — отозвалась Света, усаживаясь.

На новом месте Арам помог женщинам переставить кое-какую мебель, передвинул диван и здоровенный допотопный шкаф. Светлана лезла в помощники, пыталась шкаф подтолкнуть и вдруг заорала:

— У-у, не могу больше, роняю!..

— Спокойно, спокойно! — сказал Арам. — И вообще стоп! Не нервничай ты так. И зачем тебе мешаться у меня под ногами и таскать тяжести? Сам справлюсь! Мне-то не рожать!

Светлана стеснительно захихикала:

— Вот тетя мне тоже часто говорит именно эту фразу!

Потом хозяйка ушла к вечерней, а они остались вдвоем…

И Арам совершенно забыл о родителях и даже о Женьке…

Валерий и Арам не один год вместе бегали в кино, бродили по любимому парку, давали друг другу понравившиеся книги… Помогали чем могли. Поклялись в верности на всю жизнь. Глупая и смешная клятва детства… Хотя иногда Арам начинал думать, что не такая уж она неразумная. Пусть в ней есть немалая доля романтики, все равно… Люди должны верить в доброту и хранить честь. По крайней мере, стараться.

Правда, друзья не рассказывали друг другу о том, что творилось у них дома, и даже не подозревали, насколько там все сложно.

В полуснах Женька часто приходила к Араму — нарядная и до смерти уставшая, как невеста поутру после свадьбы.

Почему она так странно вела себя теперь?

Однажды вечером Арам увидел ее во дворе и бросился следом. Но Женька моментально исчезла.

— Закурить дай! — сказали рядом.

Арам оглянулся — знакомый жиган из Измайлова, по кличке Мурзик. Арам вытащил пачку, глядя Женьке вслед. Жиган стрельнул курево чересчур нагло — не одну сигарету, а целых три. Две заложил за уши, а одну сразу присмолил. Но с Мурзиком все равно спорить не стоило, а то с необыкновенной легкостью схлопочешь кулаком метко в живот. И в затаившемся московском дворике никто не станет звать на помощь милицию.

Жиган поглядел куда-то вбок кинжально-стальными глазами и как бы в благодарность за курево уронил краем рта, словно сплюнул: