Книга Дом подруги - Виктория Клейтон

Не откладывая, я отправилась звонить по лондонскому телефону, который оставил мне Питер. Когда трубку взяли, я сообщила приятелю Питера, которого, кстати, звали Герби Финкельштейн, что мой собственный дом в Кембридже временно пустует и я не прочь сдать его ему за сумму… я набрала полную грудь воздуха, раздумывая, уж не сошла ли я с ума… короче, я назвала ему сумму, от которой у меня самой волосы на голове встали дыбом, потому что она казалась несусветной даже для моего драгоценного обиталища. Неожиданно он сразу же согласился. Больше того, этот чудак даже обрадовался!

Этот Герби Финкельштейн явно не любил тратить время попусту, потому что в тот же вечер позвонил снова — сообщить, что они с женой в таком восторге от моего «очаровательного гнездышка» и его «потрясающего колорита», что решили заплатить мне вдвое от запрошенной суммы. Это их не разорит, успокаивал он меня, пока я тщетно пыталась обрести дар речи, поскольку его колледж оплачивает все расходы и, даже удвоенная, эта сумма покажется у них в Массачусетсе «жалкими грошами».

Эту новость было решено отпраздновать шампанским. Мин пила его бокал за бокалом, мотивируя это тем, что накануне спала отвратительно — скорее всего, оттого, что выпила мало, другого объяснения она не могла найти. Я последовала ее примеру, в качестве аргумента выставив то, что совершенно вымоталась физически. И в общем, не особенно покривила душой, учитывая, что дважды сходила в лес проверить, как там дела у Джорджа Прайка.

Уже перед самым обедом Джордж приволок охапку дров и с грохотом свалил ее в сарайчике возле черного хода. Потом с недовольным брюзжанием последовал за мной в дом, держа в руках старую каминную решетку, которую мне посчастливилось обнаружить в конюшне, где стоял «лендровер». К моей живейшей радости, она чудесно подошла к камину в студии. Потом, повинуясь моим указаниям, Джордж притащил корзину с дровами и поставил ее возле решетки — все это с угрюмой миной человека, нисколько не сомневающегося в том, что «эти северяне» не доведут до добра.

В тот же день мне пришлось ответить на три телефонных звонка по поводу вывешенного мною объявления. Всех будущих кандидаток я вежливо, но твердо попросила явиться на следующий день для собеседования. Потом я напекла еще булочек, взяла окорок и запекла его в духовке, нашпиговав луком-пореем, изюмом и курагой. Окорок предназначался на ужин. Потом я пропылесосила студию и поставила у себя в комнате раскладушку для Хэм, которая, разрушив все мои чаяния, видимо, твердо решила не расставаться со мной ни на минуту. А вкусное мясо, которое я привезла с собой, похоже, заставило ее навечно отдать мне свое сердце.

Я сидела на кухне за столом и, сцепив зубы, скребла закопченный до неузнаваемости утюг, когда за моей спиной вдруг раздался пронзительный голос, перепугавший меня до такой степени, что пальцы мои разжались и утюг едва не шлепнулся мне на ногу. Обернувшись, я увидела Вивьен. На губах ее играла сардоническая усмешка.

— Я вас напугала? Ах, бедняжка, простите, ради бога! Должно быть, у вас расстроены нервы! Впрочем, и не удивительно, небось, крутитесь весь день, как каторжная! Да-да, мне все известно. Миссис Пиклс — у нее лавка в деревне — показала мне ваше объявление. Она приняла вас за любовницу Роберта — решила, что Минерва день-деньской валяется на диване, покуривая и проклиная тирана-мужа и модную нынче «любовь втроем».

— Надеюсь, вы ее разубедили? — поинтересовалась я, поднимая с пола утюг.

— Еще чего?! Лишить бедняжку удовольствия рассказывать всем желающим о тех мерзостях, что творятся в «господском доме», да еще смакуя подробности?! Боже упаси! Напротив, я даже как бы случайно упомянула, что до его женитьбы на Минерве вы с Робертом некогда были помолвлены и что где-то в провинции прячется плод вашей незаконной любви.

— Спасибо. Очень вам благодарна. Я собиралась разжечь камин в студии, — проговорила я, стараясь не выдавать кипевшего во мне раздражения.

Вивьен отправилась вслед за мной.

— Вижу, вы отыскали каминную решетку. А я-то гадала, куда ее подевала Минерва. Она из нержавейки, но сверху латунная. Очень красивая — когда чистая, конечно.

— У меня еще руки до нее не дошли. — «Купить специальную пасту», — подумала я про себя.

— А куда вы подевали тот вонючий обогреватель?

— Сунула в кладовку под лестницей.

— Ну и правильно сделали. Надеюсь, туда заберутся мыши и сгрызут его.

Мысленно я согласилась с ней. Однако ничего не сказала, а, присев на корточки, поднесла зажженную спичку к сложенным в камине дровам. Язычки пламени, жадно сожрав скомканную бумагу, весело побежали по поленьям, дрова затрещали, а я, выпрямившись, бросила взгляд на украшавшие камин поддельные часы и гипсовые фигурки пуделей. Видимо, Вивьен наблюдала за мной, потому что шагнула к камину и одним махом сгребла в охапку весь этот хлам.

— И это туда же! — бросила она. Распахнув маленькую дверцу, таившуюся под подоконником, она зашвырнула их туда. — Ну, а теперь что бы такое нам… хм… Ага, вот она!

За камином в нише была еще одна дверца. Открыв ее, Вивьен извлекла на свет божий пузатую сине-белую бутылку.

Мы провели приятнейшие четверть часа, выбирая и оценивая различные комбинации ваз, подносов, подсвечников и кувшинов, пока не решили, что добились желаемого эффекта и что все выбранное нами прекрасно гармонирует с комнатой. К этому времени огонь в камине разгорелся и по комнате разливалось нежное тепло. Я даже размечталась, представив себе, как замечательно тут будет пить кофе после обеда. Неугомонная Вивьен окинула критическим взглядом комнату:

— Ну, раз уж вы такая прекрасная хозяйка, давайте посмотрим, что можно сделать, чтобы как-то исправить остальное. Так… этот ужасный столик выбрасываем… раньше тут всегда стояли козетка и высокий табурет. Надо поискать на чердаке.

Полчаса спустя мы спустились вниз, таща очаровательную козетку орехового дерева. Ее место на чердаке занял уродливый кофейный столик со столешницей из черного винила и рахитично изогнутыми хилыми ножками. Потом, с трудом отдуваясь, мы сволокли вниз оттоманку, — тяжелую, словно банковский сейф.

Покончив с оттоманкой, мы вернулись на чердак, и Вивьен принялась увлеченно рыться среди бесчисленных чайных подносов. Наконец, восторженно ахнув, она вытащила ворох какой-то материи. Я подскочила, чтобы помочь. Оказалось, это чехлы для мебели.

— Я знала, что они тут! — ликовала она. — Сколько лет я ломала себе голову, куда их засунули! Нет, вы только взгляните, какой рисунок… прелесть, правда?

Я восхищенно присвистнула — плотный холст, затканный по нежно-голубому фону попугаями, пионами и бабочками, сверкал и переливался всеми оттенками кораллового, винно-красного и ярко-лимонного цветов. Вивьен была права — это было действительно восхитительное зрелище.

Заразившись ее энтузиазмом, я принялась ей помогать. Битых полчаса мы, пыхтя и отдуваясь, натягивали чехлы на козетки, оттоманки и кресла. Наконец Вивьен остановилась обозреть плоды наших трудов. Глаза ее радостно сияли. Комната совершенно преобразилась. Я бросила взгляд на часы.