Книга Поверь в любовь - Мэри Спенсер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но у меня...
– И вот это. – Поверх всей кучи шлепнулась коробка с гарусом. – Нет!
– И эти кружева! – Выхватив из коробки целую пригоршню воздушных кружев, Джеймс отправил их следом.
– О Господи! Да ведь им цена не меньше пятидесяти центов! – Элизабет побелела как смерть. Казалось, она вот-вот хлопнется в обморок.
– Да? – рявкнул Джеймс. – Тогда возьмем побольше! И вот это. – Он добавил полдюжины вышитых стеклярусом и бисером гарнитуров. – По доллару каждый.
– Почему бы тогда не скупить весь магазин?! – возмущенно фыркнула Элизабет.
– Цыц! – прорычал он и оглянулся. Хозяин с хозяйкой, как перепуганные мыши, осторожно высунулись из-за угла. – Бен, где тут у тебя корсеты?
– Мы не торгуем... – начал тот робко.
– Не нужен мне корсет, – резко вмешалась Элизабет. – Я не стану его носить!
– Еще как станешь!
– Нет, не стану! Я не могу носить корсет, потому...
– Будь я проклят, если ты не будешь носить то, что я... Она вдруг залепила ему такую пощечину, что в глазах у Джеймса потемнело.
– ...потому что я беременна! – во весь голос завопила она. Толпа, не проронившая ни единого слова, взволнованно загудела и тут же стихла. Джеймс оцепенел. Элизабет закрыла рот и только тут, обратив внимание на покрасневшую от удара руку, сообразила, что наделала. Джеймс же как будто только сейчас заметил кавардак, который сам же и устроил. Он рассеянно потер распухшую щеку и ошалело уставился на жену.
– Бет, милая, – прошептал он, – кажется, ты дала мне оплеуху.
Та тряхнула головой и спрятала руку за спину.
– Ты... ты упоминал имя Божье всуе, – отозвалась она тихо. – Я сама не знаю, как это произошло, честное слово. Прости меня, Джеймс.
– Да нет, я даже рад... Ты правильно сделала. – Прижав ее к себе, он вдруг с удивлением обнаружил, что дрожит так же сильно, как и она.
«Наверное, я просто спятил», – подумал Джеймс, обнимая жену. Ни одна женщина до нее, даже Мэгги, не вытворяла ничего подобного. Сам же он с тех пор, как женился, то и дело откалывал такое, за что любого другого мужчину следовало бы покрыть несмываемым позором. А ему хоть бы что...
Ну вот хоть сейчас... устроил потеху для всего города! Досужие языки еще долго будут перемывать им косточки!
– Эй! – Он вдруг вспомнил. – Так ты что же... беременна?!
– Да... наверняка. Уже два месяца. – Она вдруг покраснела до слез.
Ухмылка на лице Джеймса превратилась в счастливую улыбку. Сорвав с головы шляпу, он подбросил ее в воздух и издал торжествующий крик, больше похожий на боевой клич краснокожих.
– У нас будет малыш! – заорал он и, подхватив на руки смущенную Элизабет, закружил ее по комнате. – Йо-хо-о!
– Джеймс, ради Бога!
Поставив ее на ноги, Кэган повернулся к Симонсонам:
– Вы слышали? Бен? Рэчел? Я скоро стану папашей! – Обернувшись к толпе, он восторженно завопил: – У нас будет малыш!
Собравшиеся разразились приветственными воплями. Обняв жену, Джеймс поцеловал ее долгим поцелуем.
– Все-таки ты удивительная женщина, Элизабет Кэган!
Его ликование наполнило тихим счастьем душу Элизабет. Только сейчас она поняла, что чувствует женщина, когда носит под сердцем ребенка от любимого человека. Сверкнув глазами, Элизабет постаралась спрятать улыбку.
– Вы ведете себя на редкость глупо, сэр, – строго сказала она, хотя губы ее так и расплывались в улыбке.
– Точно, мэм, – радостным голосом отозвался Джеймс, – подожди, еще и не то увидишь! Бен, – позвал он, – упакуй все это, добавь, что, по твоему мнению, сгодится на пеленки и все такое, а я пришлю завтра одного из своих ребят – он заберет.
– Теперь домой? – спросила Элизабет, когда Джеймс заботливо повел ее к выходу.
– Нет, милая. Раз уж ты носишь моего сына или дочку, – не обращая внимания на ее возмущенные протесты, он похлопал жену по плоскому животу, – надо показать тебя доку Хедлоу. – Причем последнюю фразу он произнес таким тоном, будто Элизабет собиралась родить сию же минуту.
– О Боже! – простонала она, не зная, чего от него еще ждать. Никогда она не встречала мужчин, подобных этому невозможному Джеймсу Кэгану!
В эту ночь он снова смотрел на нее так, словно увидел впервые в жизни.
И любил так бережно, будто Элизабет была хрупким драгоценным сосудом, готовым разлететься вдребезги от малейшего прикосновения.
В Лос-Роблес пришло Рождество, а вместе с ним – согласие и любовь. Жизнь Джеймса и Элизабет снова вернулась в привычное русло – все, как было до того случая у реки. Впрочем, теперь, когда супругов заново связал этот еще не появившийся на свет малыш, в их отношениях появилась трепетная нежность.
Верная своему слову, Элизабет сшила несколько платьев из той самой материи, что купил Джеймс, впрочем, столь же старомодных и унылых, как и прежние ее туалеты.
Однако муж не жаловался. Расцветки радовали его глаз, а мысль о том, что в теле Элизабет зреет новая жизнь, делало ее в глазах мужа прекраснее Пресвятой Девы Марии.
В начале декабря, убираясь на чердаке, Элизабет обнаружила коробку с рождественскими украшениями. Благодаря им дом превратился в сказочный дворец, где царил дух приближающихся праздников.
Вернулся в Санта-Инес и Мэтью, и душа его при виде преобразившегося дома преисполнилась такого же тихого счастья, как обычно бывало в детстве. По дороге к брату заглянул и Натан – разделил с Кэганами праздничную трапезу, отведал и эггног[5], и горячий с пряностями эль, а потом уселся за фортепиано и играл до тех пор, пока все они не охрипли. А утром, перед отъездом, вручил Джеймсу бутылку великолепного виски, а в руки Элизабет вложил маленький сверток.
– Так, пустяки, – поспешно сказал он, заметив удивление на лице Джеймса. – Так сказать, маленькая благодарность за то, что вы меня вкусно кормили, ясно? Ну и... хм... все-таки Рождество...
До Рождества оставалось еще не меньше двух дней, и Элизабет вопросительно взглянула на Джеймса:
– Можно?..
– Ради Бога! – кивнул он.
Через мгновение она уже восторженно любовалась парой великолепных черепаховых гребней, каждый из которых был украшен короной из двенадцати крошечных бриллиантов.
– Ох, Натан! – выдохнула она. Таких подарков она в жизни не получала.
Мэтью только присвистнул.
– Настоящие?!
– Хм... ну...
При виде сверкающих камней Джеймс нахмурился.
– Должно быть, стоили немало, а, парень?