Книга Как женить маркиза - Сара Блейн

–А мы решили путешествовать не по суше, Вир? – осведомилась Констанс, выпрямляясь на сиденье и стараясь разглядеть лицо маркиза в темноте.

– Именно, – подтвердил Вир, и тут карета как раз остановилась. Не дожидаясь, пока грум спустится с запяток, он открыл дверцу и ловко выбрался наружу. – Смотри сама. – Он протянул руку, чтобы помочь ей выбраться.

Констанс, поплотнее запахнув ротонду, так как дул холодный свежий ветер, немало удивилась, обнаружив, что они стоят на краю пирса, судя по виду, заброшенного. Волны, плещущие о каменные сваи, несли с собой запахи соленой воды и гниющего дерева. Ночь была безлунной, и в темноте нельзя было разглядеть почти ничего, кроме мола, который уходил куда-то вперед и был чуть различим на фоне черной блестящей поверхности воды. Даже звезды были всего лишь бледными точками, холодно поблескивающими на черной тверди. Невольно она содрогнулась.

Странно! Констанс прожила всю свою жизнь на острове, однако ни разу не путешествовала по морю. Ближе всего подходила к воде во время прогулок вдоль доков в верхнем течении Темзы. И сейчас она не могла бы сказать, какие именно чувства вызывает у нее перспектива отправиться в открытое море. Уж точно, когда ей мечталось о всяких приключениях, которые бы внесли разнообразие в ее слишком размеренную жизнь, она и вообразить себе не могла, что окажется вовлечена в череду событий, которые приведут к тайному и поспешному бегству не с кем иным, как с маркизом де Виром, а теперь, похоже, ей придется еще и пуститься в морское путешествие!

Она даже не сразу заметила, что Вир вынырнул откуда-то из темноты и встал рядом с ней.

– Черт возьми, ты вся дрожишь.

Теплый плащ лег ей на плечи, это вывело ее из задумчивости, и она сообразила, что Вир успел отправить Джона Викерса. Она осталась наедине с Виром, который всматривался в ее лицо при бледном свете потайного фонаря, из тех, какие используют моряки. Внезапно он поставил фонарь на одну из свай.

– Мне очень жаль, что я не могу устроить тебе путешествие в более комфортабельных условиях, – сказал он, взяв ее руки в свои. – Если б было побольше времени, тебя бы ожидала здесь удобная барка. Но нам придется обойтись тем, что есть. К счастью, плыть не далеко.

– Со мной все в порядке, правда, – поспешила Констанс уверить его, так как он начал быстро растирать ее холодные руки. Право, он был престранным созданием, этот маркиз, подумалось ей невольно. Если б она не уверилась в том прежде, то вполне могла бы сейчас по глупости решить, что он вовсе не так безразличен к ней, как старался показать. Но впрочем, наверное, он со всякой другой женщиной обращался бы с той же учтивостью, просто потому что был джентльменом в полном смысле этого слова. – Ничего со мной не случится, если я немного померзну, – добавила она жизнерадостно. – Не такое уж я хрупкое создание, можешь мне поверить.

Вира, который наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо, это заявление, похоже, не успокоило. В неверном свете фонаря лицо девушки казалось осунувшимся и побелевшим от холода. Он мысленно выругался. Увы, придется ей испытать на себе всю силу стихий и в условиях, далеко не роскошных, но у него в распоряжении было только одно транспортное средство. Впрочем, как он мог предугадать, что ему понадобится шлюпка, пригодная для новобрачной?

Сердясь на себя, он поднял сундук с одеждой, некогда принадлежавшей покойной маркизе, и, держа фонарь в другой руке, повел Констанс по причалу.

Констанс для большей уверенности старалась держаться поближе к Виру, она не очень-то представляла, что сейчас увидит. Уж конечно, не развалину, которую и лодкой-то назвать трудно, привязанную к причалу. В утлой лодчонке лежали два весла, а на дне поблескивала, надо полагать, вода, и вообще трудно было представить, что подобное суденышко может иметь отношение к маркизу де Виру. А потому ее охватило едва ли не отчаяние, когда она увидела, как Вир пристраивает сундук с одеждой на нос, сам легко ступает в эту лодку, а затем поворачивается и протягивает руку ей. Глубоко вздохнув, она подошла поближе к краю причала и со всей грацией, на которую была способна в тяжелом плаще и в широких юбках, шагнула в это утлое суденышко. Только когда она уселась на скамейку на носу, ей пришло в голову задуматься, что же это за судно, на котором ей предстоит отправиться в свадебное путешествие.

Несомненно, ее должно было бы несколько успокоить то, с какой легкостью Вир, отвязав лодку, оттолкнулся от причала и как ловко затем, вставив весла в уключины, он стал выводить лодку в море. Стало ясно, что в этом деле Вир отнюдь не новичок. Тем не менее, прошло не так мало времени, прежде чем Констанс, привыкнув наконец к ритмичным движениям весел и мягкому покачиванию моря, почувствовала, что ее напряженные мышцы медленно расслабляются.

Для того чтобы не думать о черных бездонных просторах кругом, она обратила свои мысли на человека, сидевшего с ней в лодке. Даже в темноте, которую еле-еле рассеивал бледный свет звезд, нельзя было не заметить, какая в нем произошла перемена. И правда, видя как он сильно и ловко загребает воду веслами, она поняла, что он совершенно не напряжен и что она еще ни разу не видела его таким. Постепенно она сообразила, что он сейчас в своей стихии. – Трудно объяснить почему, но в душе Констанс разлилась теплая радость при этом открытии: она сумела обнаружить что-то особое и очень личное в этом непростом человеке, за которого вышла замуж. Вир любил море. Любовь эта, надо полагать, возникла в нем с детства. Ведь его отец был моряком, и довольно известным. Более того, море давало ему передышку от того, что постоянно преследовало его, – собственно, от необходимости быть тем маркизом де Вирой, образ которого он сам создал. Здесь, вдали от суши, он мог быть просто Гидеоном Рошелем.

Констанс невольно подумалось: допускал ли он хоть кого-то внутрь своего мира – сестер, например? Или деда? Почему-то казалось, что не допускал. И ее кольнула мысль, что он ведет очень одинокую жизнь. Но ведь он был маркиз де Вир. Возможно, он и не нуждался ни в ком, кто бы заполнил пустоту его жизни.

У Констанс эта мысль вызвала большое сомнение. Как бы ни дорожила она собственной независимостью, все же очень хорошо при этом понимала, что не может жить совершенно сама по себе. Как ни обожала она часами просиживать над своими драгоценными книгами, как бы высоко ни ценила уединение и неприкосновенность личной жизни, все же испытывала потребность в человеческом обществе, в любви и в смехе. В ее жизни всегда был кто-нибудь – ее мать и друг ее матери, тетя Софи и полковник, ну и Милли тоже. Она не могла представить себе жизнь без кого-то рядом, без человека, которому бы могла поверять всякие мелкие тайны, да и крупные тоже, с кем можно было бы поговорить о смешных повседневных происшествиях, – одним словом, без кого-то, с кем она могла бы быть самой собой. Требовать от нее отказаться от такого общения было бы слишком. Интересно, а Вир, сознательно лишивший себя этих маленьких человеческих контактов, не слишком ли много от себя потребовал?

Наверняка, думала она, это ему дорого далось – постоянно изображать непроницаемую отчужденность от мира. Человек не может жить местью единой – по крайней мере, человек, желающий сохранить человеческое в себе. Больше всего на свете ей хотелось бы пробить брешь в этой непроницаемой стене, которую он воздвиг вокруг себя. Если она не сможет научить его любить себя, то, возможно, сумеет хотя бы заставить его посмеяться над этим, как тогда, в охотничьем домике. Сможет ли она довольствоваться малым?