Книга Вне закона - Валерий Махов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иными словами, бывший человек, а ныне зек решился на побег.
Тюрьма была старая, с толстыми стенами, как поговаривали, постройки времен еще Екатерины. Во втором корпусе камеры были небольшие, как монашеские кельи, а на первом – огромные, общие. Зимой в них было сыро и холодно, а летом невыносимо жарко. Зека звали Игорь Тумановский. Соответственно и погремуха была «Туман». Как-то не складывалась у него жизнь. Казалось бы, живи и радуйся, но ни жизни, ни радости что-то не получалось.
Может, потому что рос без отца? Отец был летчиком (в середине прошлого века выйти замуж за летчика было престижно), в пьяной кабацкой драке он убил знатного стахановца-комбайнера, и, наверное, этот реактивно-турбовинтовой фарт генетически передался сыну. Неизвестно.
Но это был уже третий залет. Игорь был образованным (четыре курса истфака), умным и всесторонне развитым человеком. Хотя какой умный?! Умные сажают, а не сидят. Но как бы там ни было, в этот раз за него взялись очень серьезно, и побег, как ему казалось, оставался единственным выходом. Когда один раз в неделю камеру выводили в баню, контролер закрывал зеков и уходил, чтобы увести уже помывшихся. При этом никогда их не пересчитывал. Если удастся спрятаться в этот промежуток и влезть на крышу бани, то с нее можно по другим крышам добраться до «запретки», а там, если повезет, перепрыгнуть колючку. Солдатам на вышках снятся дембельские поезда…
* * *
Попасть под пулю вертухая или сломать себе шею Игорь не боялся. Лучше умереть на бегу, по дороге к цели, чем сидя на параше или лежа возле нее. Побег может быть счастливым или трагическим. Счастливым – если приведет на волю. Трагическим – если убьют при попытке к бегству. Но только не смешным…
Дело в том, что тюрьма одной своей стороной примыкала к 18-й колонии усиленного режима. Один раз двое умников из хозобслуги решили убежать. Зачем этой козлоте понадобился побег, было неясно. Срока у них не больше трех лет. Администрации они служили верой и правдой (иначе бы в хозобслугу не попали). Все поголовно стучат на оперчасть. Режим содержания у них по сравнению с остальными сидельцами льготный. Казалось, сиди и жди первую льготу – либо отправку на УДО, либо в колонию поселения на расконвойку. Ан нет, рванули в бега! Ночью перелезли через высокий забор, который меньше охранялся, чем другие высокие заборы, и очутились на территории каких-то рабочих мастерских. Зима, холодно, страшно.
– Эй, мужик, как нам до вокзала добраться? – спросили они у первого встречного.
– А вы, хлопцы, кто будете? – с любопытством поинтересовался прохожий, кутаясь в камуфляжную телогрейку.
– Мы из тюрьмы сбежали! – с гордостью ответили беглецы.
– Тогда идемте, я провожу вас до вокзала, – тоже с радостью сказал зам по режиму 18-й колонии. Все посмеялись и пошли; одни – за дополнительным сроком, другой – за премией. Такого побега Туман не хотел.
Банщик из хозобслуги согласился помочь. Но в самый последний момент, когда все было готово, Игорь попал под административный пресс. Его перед самой баней заказали с вещами и без видимых на то причин перевели из общей камеры первого корпуса в подвал второго. Тут следует немного рассказать и об архитектуре тюрьмы, и о ее нравах. На входе во второй корпус имелось две двери: левая вела в небольшой боксик, правая – в так называемую козлодерку, где в обычные дни сидел старший по корпусу и где перед сменой собирались на инструктаж контролеры. А в понедельник либо хозяин, либо кто-то из его замов в этой комнате вели прием зеков, отправляемых в карцер. Прямо располагалась лестница, ведущая на второй этаж, где были камеры. А под лестницей был незаметный проход. Он вел на так называемые посты № 8 и № 9.
Это были посты усиленного наблюдения. На посту № 8 содержалось так называемое «отрицалово», то есть зеки, не согласные с курсом и политикой администрации. А на посту № 9 находились несколько небольших камер с «вышаками», то есть приговоренными к высшей мере наказания. Во времена, о которых идет речь, страна еще не присоединилась к международным европейским конвенциям, и «вышаков» часто, так как СИЗО № 1 было не исполняющим, вывозили спецэтапом в столицу, где на Лубянском централе благополучно расстреливали.
Справа от входа на пост № 8 была еще одна дверь, и вела она в карцер. Весь этот великолепный архитектурный ансамбль назывался одним емким словом – «подвал». Камера, на сленге «хата», была под № 73. Всех ее сидельцев разбросали по другим хатам, и Игорь остался один на один со своими невеселыми думами. В юности он немного занимался плаванием и боксом, и юношеская закалка не раз выручала его в тех нечеловеческих условиях, в которых волею «небес в клетку» ему часто приходилось пребывать.
Мысли о побеге сменились другими, более приземленными. Он думал, как выжить и победить. Сложность ситуации состояла в том, что Тумановский «выжить и победить» мог не любой ценой. С детства наслушавшись во дворах блатных песен, пообщавшись с рисковыми и загадочными людьми, тела которых были украшены непонятными рисунками и надписями, Игорь проникся лихой воровской романтикой. Это не значит, что он мечтал о тюрьме. Совсем наоборот. Взрослая жизнь представлялась ему свободной и счастливой. Но в двадцать лет, впервые попав в места, отдаленные от радости и счастья, он быстро сообразил, что жить по понятиям гораздо труднее, чем по правилам внутреннего распорядка тюрьмы. Однако это правильнее и, чего греха таить, почетнее. Выдержать, не сломаться. Не пойти на поводу у лживой и коварной администрации. Не выпрашивать подачки, а довольствоваться малым. Чтобы, в конце концов выйдя на свободу, быть честным прежде всего перед самим собой. А это очень и очень нелегкий путь.
Боже, какой это кайф – секс с любимой женщиной! Когда чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Когда два дыхания, учащаясь, вдруг незаметно становятся одним и в какой-то миг неожиданно замирают. Когда тела, завязанные в платоновский нереальный узел, вырываясь из жарких простынных лабиринтов, расплетаясь вопреки всем законам Камасутры, теряют и стыд, и вес, и ориентацию во времени и пространстве. Когда она – королева эротики, а ты – генералиссимус секса.
Плохо только то, что любимая женщина, как правило, – чужая жена, а счастье твое – ворованное. Андрей относился к той категории мужчин, которые после секса курят. Он прикурил сигарету себе и Лере и, затянувшись, закрыл глаза. Лера была той редкой, занесенной в красную Камасутру быстро исчезающих видов женщиной, переспав с которой сегодня, не было никакой гарантии поздороваться завтра. Она была женой надзирающего прокурора и несбыточной мечтой всех оперов города.
Они познакомились на вечеринке, посвященной Дню милиции, куда были приглашены представители всех силовых структур города. Андрей бродил по зданию театра в поисках буфета. Желание поскорее напиться довлело над всеми остальными его скромными желаниями.
Андрей был старшим оперуполномоченным по особо важным делам в отделе по борьбе с организованной преступностью. Интересный мужик тридцати двух лет, он пошел на работу в ментуру не по призванию, а в память о погибшем отце.