Книга Без маски - Вирджиния Хенли

— Замок Болсовер! — в удивлении воскликнул Грейстил. — Но это, должно быть, ошибка, поскольку Болсовер принадлежит Уильяму Кавендишу, графу Ньюкаслу. — В этот момент он вспомнил, что все владения отца Велвет конфискованы Оливером Кромвелем. — Но даже если так, то вряд ли Старый Нолл передал часть владений Ньюкасла моему отцу.

Грейстил попытался найти хоть какие-нибудь документы, имевшие отношение к замку Болсовер, и, конечно же, нашел их.

Оказалось, что замок Болсовер после конфискации был передан в награду за верную службу Чарлзу Флитвуду, генералу армии парламента. Тремя годами позже Флитвуд продал замок Болсовер Александру Монтгомери за пять тысяч фунтов.

— Господь Вседержитель! Отец всегда домогался земель рода Кавендиш, собирал их буквально по акрам! И вот наконец наложил лапу на их самое ценное владение!

Еще раз обдумав все это, Грейстил тихонько выругался и, задув лампу, попытался уснуть. Заснуть долго не удавалось, но перед самым рассветом он все же забылся тяжелым сном. Во сне ему явилась Велвет…

Она размахивала у него перед носом листком бумаги и с презрением в голосе кричала:

— Ты алчный негодяй! Хочешь наложить лапу на все владения Кавендишей! Хочешь подмять все под себя!..

— Ошибаешься, дорогая. Из всего, что имеет отношение к Кавендишам, я хотел бы подмять под себя только тебя одну.

— Гнусная ложь! — Она подбоченилась и вскинула подбородок. — Вспомни Роухемптон! Ты не находил себе места, пока не приобрел его. И купил это поместье лишь потому, что оно принадлежало Кристин Кавендиш!

— Я купил его потому, что оно очень тебе понравилось. Я хочу, чтобы мы с тобой жили там, когда поженимся.

— Мы никогда не поженимся, Монтгомери!

— Нет, поженимся, Велвет. И пусть у тебя на сей счет не будет никаких сомнений.

— Ты властолюбивый демон! Ты никогда не заставишь меня вновь склониться перед твоей волей.

— Все-таки есть один способ заставить тебя выйти за меня.

— Какой же? Вернуть мне замок Болсовер?

— Нет, сделать тебе ребенка!

Он протянул к ней руки и привлек ее к себе.

В ее расширившихся от изумления изумрудных глазах проступил страх.

— Ты что, хочешь изнасиловать меня, Грейстил?

— Почему бы и нет? Ты постоянно отвергаешь меня, а из-за этого легко впасть в ярость и решиться на насилие.

С этими словами он крепко прижал ее к себе и впился в ее губы поцелуем.

Пробудившись в холодном поту, Грейстил приподнялся в постели и шумно выдохнул; ему казалось, что руки его все еще хранят теплоту ее тела. Отбросив в сторону одеяло, он выругался и вскочил с постели. Затем подошел к окну и распахнул ставни. Все небо переливалось золотистыми и алыми красками.

— Даже само небо напоминает мне о ней, — пробормотал он со вздохом. — Я никогда не обижу ее. Она для меня — ангел… Ангел любви.

Повернувшись, Грейстил увидел разбросанные по ковру документы. Аккуратно собрав все бумаги и сложив их в кожаный портфель, он решил, что непременно поговорит об этом с отцом. Через некоторое время Грейстил вошел в графские покои, держа в руке документ о продаже замка Болсовер. Продемонстрировав его отцу, он сказал:

— Как тебе могло прийти в голову перекупить у презренного «круглоголового» это владение, которое по праву принадлежит Ньюкаслам?

Граф поморщился и пробурчал:

— Монтгомери… возвысятся… над ними.

Тут Грейстил вспомнил, как радовался отец, узнав, что он купил у вдовствующей графини Роухемптон. Потом ему вспомнились слова Велвет из его сна, и он понял, что отец действительно стремился к приобретению всех владений рода Кавендиш.

— Так ты по этой причине решил обручить меня с дочерью Ньюкасла?

Отец несколько раз кивнул.

— А тебе не приходило в голову, что своими действиями ты не только поставил в неудобное положение Велвет, но и настроил против меня все семейство Кавендиш?

— Брака… не будет! — выкрикнул старый граф.

При этом его лицо налилось кровью.

Грейстил какое-то время смотрел на отца, пытаясь понять, что тот хотел сказать. И вдруг его осенило.

— Значит, ты не хочешь, чтобы я женился на представительнице рода Кавендиш, поскольку она затребует себе Болсовер?

— О-обещай мне! — прохрипел отец.

Он повалился на бок, и лицо его приобрело лиловый оттенок. Рот же стал судорожно открываться и закрываться, словно ему не хватало воздуха.

— Стоук! — крикнул Грейстил, призывая отцовского камердинера. — Скорее доктора!

Он схватил отца за плечи и осторожно уложил на подушки, чтобы ему было легче дышать. Потом придвинул к постели стул и, опустившись на него, стал внимательно наблюдать за больным. Через некоторое время отцу вроде бы стало легче, но глаза его по-прежнему оставались закрытыми — казалось, он уснул. А потом вдруг… перестал дышать. Совсем перестал дышать.

Грейстил бросился к отцу и принялся равномерно надавливать ему на грудь в надежде на то, что дыхание восстановится. Но отцу уже ничто не могло помочь. Вскоре приехал доктор и, констатировав смерть от апоплексического удара, выразил всем присутствующим свои соболезнования.

Сидя у кровати покойного, Грейстил испытывал сильнейшее чувство вины. «Это я убил его, — говорил он себе. — Да, отец умер из-за меня, только из-за меня!»

Через день Грейстил стоял у могилы отца и принимал соболезнования фермеров, арендовавших земли Монтгомери. Мужчины пожимали ему руку, а их жены, потупившись, делали книксен.

И в какой-то момент Грейстил вдруг поймал себя на мысли о том, что у них с отцом никогда не было настоящей близости. Правда, он очень старался сблизиться с родителем, но у него ничего не получилось. А теперь уже было поздно, теперь им никогда уже не урегулировать существовавшие между ними разногласия. Да что там урегулировать разногласия — им даже примириться не дано. Последнее требование отца стояло между ними и разделяло их, и если он, Грейстил, не выполнит его, то они так и останутся врагами до скончания веков.

Грейстил сделал несколько шагов в сторону и преклонил колени перед могилой матери. Потом провел кончиками пальцев по выбитым в граните буквам:

«Кэтрин Пейсли Монтгомери, графиня Эглинтон, супруга Александра Грейстила Монтгомери, графа Эглинтона».

— Тут даже не написано: «любимая супруга», — пробормотал Грейстил со вздохом.

Теперь он уже скорбел по матери, ибо всегда скорбел по ней, хотя ее образ у него в памяти не сохранился — она умерла через несколько месяцев после его рождения. «Возможно, я повинен и в ее смерти», — подумал он.

Минут через десять, оседлав Сокола, лорд Монтгомери промчался несколько миль, забирая все дальше в горы — туда, где серое хмурое небо смыкалось с горными кряжами. Через некоторое время прогрохотал гром и начался проливной дождь, но занятый своими мыслями Грейстил не обращал на него ни малейшего внимания. Наконец подул ветер и разогнал грозовые облака. И тотчас же показалось солнышко, осветившее ярко-зеленые долины внизу, где паслись овцы с только что народившимися ягнятами. И это чудесное зрелище затронуло какую-то струнку в его душе.