Книга Страсть и судьба - Юджиния Райли

Интересно, кто положил в ее кровать гри-гри? Она знала, что вуду связано с африканской племенной религией и не могла поверить, что одна из служанок — Хэтти или Джейн — положила эту гадость ей в постель.

Тогда виновата Баптиста. Она ревнует ее к Дэмьену. С тех пор как они с Дэмьеном стали друзьями, Сара не замечала никаких признаков, что его связь с негритянкой продолжается. Конечно, Баптиста не хочет, чтобы Сара жила здесь, и, скорее всего, решила прибегнуть к колдовству, чтобы испугать ее и тем от нее избавиться. Если так, то она только что прекрасно разыграла сценку, завершив свой план.

Что же, это не сработало. Сара не верит в вуду, и первое ее побуждение — выбросить этот дурно пахнущий амулет.

Держа его в руках, Сара спустилась вниз и подошла к задней двери. Там сидел Каспер, словно комок белого хлопка среди розоватой лужицы закатного света. Заметив Сару, он жалобно замяукал.

— Тебе нужно выйти, молодой человек?

Хотя Сара уже пришла к выводу, что в саду с котом ничего не случится, она все колебалась, выпускать ли его. Но он продолжал проситься. Ничего не поделаешь. Она открыла дверь, кот выскочил в сад. Она облегченно вздохнула — Каспер не исчез, растворившись в воздухе.

Она вышла постоять на веранде и видела, как Каспер шмыгнул в кусты. Потом примерилась и швырнула гри-гри через стену. Туда ему и дорога.

Тут поднялся ветер, холодный, пахнущий осенью, и низкое солнце омыло пышный сад золотым потоком.

Ночная птица подала голос. Как странно, что здесь, в стенах дворика, ей ничего не грозит, но выйти через переднюю дверь она не может, иначе ее вернут в настоящее.

Вскоре к ней подошел Каспер. Он проводил ее до спальни, потом свернулся клубочком в ногах кровати и стал вылизывать лапки и умывать мордочку. Сара улыбнулась — значит, он не окончательно променял ее на Олимпию.

— Что ты обо всем этом думаешь, молодой человек? — спросила она, почесывая у него за ушком. Но он только закрыл глаза и замурлыкал.

Скоро она уснула; спала она неспокойно, ей снилось, что тихий, еле слышный голос навязчиво повторял: Уходи, ты здесь чужая.

Среди ночи она проснулась, дрожа и обливаясь потом, несмотря на прохладу. За окном завывал ветер. Каспер исчез, она оказалась в полном одиночестве — таком полном, в каком никогда еще не оказывалась.

Уходи, ты здесь чужая.

Всю ночь эти слова звучали в ее снах.

На следующее утро она пила с Олимпией чай в саду. Утро было солнечное, похожее на зимнее; обе женщины оделись в шерстяные платья и вязаные шали. Олимпия держалась отчужденно, но вежливо, предлагая ей чай и печенье из рисовой муки.

Сара подозревала, что Олимпия по-прежнему возражает против ее присутствия в доме. Но Саре отчаянно хотелось поговорить с кем-то о том, почему Дэмьен не выходит из кабинета и не хочет ее видеть. Кто же лучше понимает Дэмьена, чем его тетка?

— Мисс Фонтэн, — начала несмело Сара, поставив чашку, — меня беспокоит Дэмьен. С тех пор, как я вернулась, он сидит безвылазно в своем кабинете.

— А вы вспомните, как вы себя вели, — напомнила Олимпия.

Сара с трудом подавила желание скрипнуть зубами.

— Я еще раз прошу прощения. Но сейчас речь идет о вашем племяннике.

Вздохнув, Олимпия помешала чай.

— Боюсь, что у Дэмьена такой характер. С тех пор, как кончилась война, его снедает мысль написать воспоминания о Винси. Он сидит в своем кабинете целыми днями, а иногда и ночами.

Сара помрачнела.

— Мне бы только хотелось понять, как можно облегчить его горе, как положить конец его погруженности в самого себя.

— Никак, — отрезала Олимпия. — Дэмьен живет так, как хочет.

— Вы уверены, что он хочет жить именно так? — возразила Сара. — Знаете, я тоже потеряла брата — мы с Дэмьеном говорили об этом — и я просто не могу поверить, что он предпочитает прятаться всю жизнь за своей болью. Он, разумеется, не может не хотеть найти выход. Одному Богу известно, как я сама пыталась во всем разобраться.

Сара замолчала, осознав, что открыла Олимпии гораздо больше, чем собиралась, возможно потому, что была в отчаянье от разлуки с Дэмьеном. Теперь Олимпия уставилась на нее и с подозрением, и с неудовольствием одновременно. Спустя мгновение старая дева подалась вперед и сказала очень серьезно:

— Моя дорогая, я заметила, что вы и Дэмьен много времени проводили вместе. Полагаю, это совершенно естественно, раз вам нужно разобраться в характере Винси, чтобы восстановить его картины должным образом. Но я также подозреваю, что вы неверно истолковали доброту моего племянника, что вы увлеклись им.

Сара вздернула подбородок.

— Не буду отрицать этого.

— Моя дорогая, боюсь, вы совершили ужасную ошибку, — Олимпия издала нечто вроде кудахтанья, откинувшись на спинку стула. — Вы должны узнать одну вещь о Дэмьене.

— Да? — Сара вся напряглась, обратившись в слух.

— Дэмьен никогда больше не полюбит, — сказала Олимпия прочувствованно. — Способность любить разрушена в нем во время войны. Поэтому, я надеюсь, вы решите ради вашей же пользы как можно скорее закончить работу и вернуться в Новый Орлеан.

Эти слова обескуражили Сару, подтвердив ее худшие опасения.

— Спасибо за совет, — сказала она вежливо, — а теперь я прошу прощения…

И она бросилась в дом, где ей ничто не грозит.

Вечером, закончив работу, она вернулась к себе и обнаружила, что у нее на туалетном столике горит черная свеча, отлитая в виде женской фигуры и, очевидно, символизирующая ее самое. Внизу, под пылающей статуэткой, красновато-коричневым порошком было написано: «Уходи».

Сара замерла. Тихонько выругавшись, она приложила палец к порошку и понюхала его. Узнав сразу же смесь из охры, окиси железа и грунтовки, которые она использовала как пигменты, Сара нахмурилась.

Она задула свечу, недоумевая, кто это пытается ее терроризировать этими колдовскими амулетами. Взяв свечу, она подошла к открытому окну и, стоя на безопасном расстоянии, выбросила эту гнусную штуку в щель между раздвинутыми кружевными занавесками.

Она заходила по комнате, обеспокоенная и помрачневшая. Значит, в доме живет кто-то злонамеренный, кому не угодно ее присутствие. Это странно, ведь в доме она привыкла чувствовать себя в безопасности. Кто же теперь этой безопасности угрожает?

Хотя Баптиста и показалась ей поначалу виноватой, теперь Сара поняла, что это кто-то другой кладет амулеты в ее комнату, чтобы бросить подозрение на негритянку. Может быть, Олимпия? Или сам Дэмьен? Это предположение было таким обескураживающим, что Сара тут же его отбросила. Как бы ни гневался Дэмьен на нее, невозможно представить себе, что он прибегает к таким жестоким и коварным методам.