Книга Вранье высшей пробы - Марина Серова

— В моей сумке лежат двести долларов. Принесите мне мой сотовый и возьмите деньги.

Настроение лейтенанта заметно улучшилось. Глазки забегали по сторонам.

— Содержимое сумки описано, — с сомнением в голосе проговорил он.

— Ну, так составьте новую бумажку, я все подпишу.

Я видела, как он колебался и от волнения кусал губы. Двести долларов — это же больше, чем две его месячные зарплаты!

— Ладно. Я все сделаю. Только телефон дам на пять минут. И чтоб разговаривали тихо!

После того как я пообещала выполнить в точности его условия, лейтенант отошел. Через десять минут мне просунули через отверстие в решетке листок бумаги и ручку. Поставив на казенном бланке еще один свой автограф, я схватилась за протянутый мне мобильник как утопающий за соломинку. Только бы Делун был дома!

— Стойте здесь, — предупредил меня спаситель, желая, чтобы я не отходила от решетки и он мог меня контролировать. Мне пришлось повиноваться.

— Алло, — услышала я в трубке звонкий голос Ромки, после того как, волнуясь, набрала домашний номер полковника.

— Евгения Константиновича, пожалуйста, — проговорила я, стараясь изменить голос. Лейтенант стоял рядом и при упоминании знакомого имени согласно кивнул, довольный, что я его не обманула. Хотя какая ему разница, кому я буду звонить? За двести долларов я могу дозваниваться хоть до преисподней! Жаль, конечно, денег, взятых мной из заначки на «черный день». Но другого пути у меня нет. Да и разве другим цветом, не черным, обозначишь время пребывания в этой гнусной камере?

На том конце провода на какое-то время все затихло, и я облегченно вздохнула, значит, Ромка пошел звать отца, он дома.

— Вы знаете, — услышала я через минуту снова Ромкин голос, — он спит. Перезвоните через час.

Вопреки просьбе лейтенанта разговаривать тихо, я буквально заорала в трубку.

— Мне нужно срочно с ним поговорить! Это вопрос жизни и смерти!

Последнее книжное выражение вызвало легкое замешательство у десятиклассника.

— Кто его спрашивает? — вкрадчиво спросил он, видимо, что-то заподозрив.

Лейтенант смотрел на часы и все оглядывался кругом. Хорошо, если он даст мне поговорить обещанные пять минут, а то вдруг и это минимальное время решит сократить из-за боязни быть застуканным. И чего только трясется? Все его начальство давно уже дома, отдыхает у телевизоров.

Последний Ромкин вопрос вывел меня из себя. И как теперь быть? Время — половина девятого, а полковник уже завалился спать, нарушив этим все мои планы!

— Молодой человек, — бросила я последний козырь, — я звоню Евгению Константиновичу из Ленинского РОВД. Дело срочное и серьезное. Разбудите полковника!

Деловитость и напор, с которым я произнесла последнюю фразу, заставила Романа задуматься еще на секунду, потом он произнес:

— Ладно, сейчас попробую.

Время тянулось неимоверно долго. Пока Ромке удастся разбудить отца, пока тот поймет, в чем дело, и опустит ноги с дивана, пока обует тапки и дойдет до телефона…

— Еще две минуты, — предупредил меня лейтенант, в данный момент исправно работавший таймером.

— Слушаю, — раздался в трубке хриплый заспанный голос полковника, и я вздохнула: наконец-то!

— Говорит Татьяна Иванова, — сухо, четко и быстро заговорила я. — Предлагаю вам освободить меня из Ленинского РОВД взамен на информацию и улики, подтверждающие тот факт, что ваша жена вам изменяет. И еще…

Я торопилась все сказать, чтобы как можно быстрее услышать ответ полковника.

— Как вы и просили, я оставила вашу семью в покое, но не потому, что испугалась вас, а потому, что выяснила: никто из вашей семьи не причастен к убийству Ксении Даниловны.

«Могла бы оставить свою браваду при себе! — раздраженно подумалось мне. — Так нет же, даже сейчас вылезла со своим дурацким „я“!»

Лицо молоденького лейтенанта заметно вытянулось. Еще бы! Не каждый день можно услышать подробности из семейной жизни высокопоставленных лиц. Да еще каких подробностей! Полковник-рогоносец — это так ласкало слух его подчиненных! Лейтенант не был исключением. Разрешив мне позвонить, он получил от этого не только материальное, но и моральное удовлетворение.

Зловещая тишина зависла возле моего уха. Вот сейчас наступил тот момент, когда либо пан, либо пропал. Полковник может спокойно послать меня к черту. Если мои слова вызвали у него хоть сколько-нибудь доверия, он может сам установить за женой слежку и добыть интересующие его сведения. Правда, здесь было одно «но». Воспользовавшись для этой цели своими подчиненными, он обеспечит себе стойкую славу рогоносца. В том же случае, если полковник воспользуется добытыми мною данными, информация не выйдет за допустимые пределы.

Но самое большое опасение, гнездящееся в данный момент в моей голове, вызвал вопрос: вдруг полковник уже знает о связи своей жены и сына? И вообще, насколько ему, больному человеку, есть до этого дело? Может быть, в создавшемся положении он готов смириться со всем? В любом случае — решать только ему. И мою судьбу на ближайшее время — тоже. Даст ли Делун распоряжение освободить меня, или мне придется остаться здесь в грязи и вони?

И тут лейтенант, завидев своим чересчур зорким оком кого-то в конце коридора, выхватил у меня трубку и быстро ретировался. А я, так и не услышав никакого ответа от полковника, осталась стоять в совершенной растерянности. Выпустят меня или будут продолжать держать здесь, а потом пришьют статью, как того страстно пожелала мне недавно вышедшая отсюда проститутка? А сделать это проще простого. Мне в работе частенько приходится пользоваться не совсем законными методами. Правда, и раскрываемость дел у меня, в сравнении с милицейской, значительно выше. Только кто об этом будет вспоминать…

Рисковала я страшно, причем с какой бы стороны ни смотреть. Если бы не стала «рыпаться» и осталась сидеть в камере и спокойно ждать своей участи, полковник смог бы повесить на меня двойное убийство или еще что-нибудь в этом роде. И сейчас я предлагала передать ему в руки улики, подтверждающие незаконную слежку, которую вела. В каком случае я бы выиграла, а в каком проиграла? Не знаю. Я сделала ставку на второе, зная, что тогда мне хотя бы удастся выйти на свободу, а там будет видно.

Шло время, а освобождать меня никто не торопился. Лейтенанта не было видно. Синюха проснулась и теперь ныла, терзаемая головными болями. Сидя на полу и раскачиваясь из стороны в сторону, она, похоже, вошла в транс. Глаза ее стали совершенно стеклянными, а черные, как у енота, круги вокруг глаз, делали ее похожей на древнеегипетскую мумию, не очень хорошо сохранившуюся, но восставшую из гробницы.

Глядя в коридор сквозь прутья решетки, я думала о том, что, наверное, недооценила серьезные намерения полковника в отношении себя. Тогда, в городском парке, мне доставляло удовольствие сознание того, что полковник узнал о моей осведомленности в делах его семьи. Узнал о том, что не все может сойти с рук, даже если ты большой милицейский начальник. Теперь я расплачиваюсь за тогдашнее торжество. Надо было вести себя сдержаннее!