Книга Морверн Каллар - Алан Уорнер

Рыжий Ханна встал и поплелся в туалет; послышался плеск. Ланна уселась, посмотрела на меня и говорит:

– Хочешь, десятку одолжу?

– Ага, хорошо бы, – пробормотала я.

Ланна достала десятку и положила ее на стол.

Рыжий Ханна притащился обратно. Я посмотрела ему прямо в глаза, а он буркнул:

– Тебе ж Ванесса даже не нравится.

Я встала, прошла в туалет и заперла за собой дверь.

Когда вышла, звучал TV Spot (апрель 1971-го), а из моей спальни доносились смешки. Я села на диван, увидела, что Ланна оставила свой «Регал», и закурила. Потом поднялась, взяла с Его стола каталоги и письмо с той чудной маркой. Каталоги швырнула в мусорное ведро.

Конверт надорвала и прочитала напечатанные на бумаге строчки. Бросила взгляд через комнату на полоску света под дверью спальни.

Я снова пробежала глазами строчки.

Положила письмо рядом с собой, у бедра, бумага затрепетала. Зазвучала The Empress And The Ukraine King (январь 1969-го).

Я подняла письмо вновь и еще раз его прочитала.

В два шага оказалась у чулана. Открыла дверь и стянула на пол сложенные стопкой полотенца. Обеими руками я спустила вниз старый коричневый чемодан, покачнулась и, повернувшись, села его возле магнитофона. Откинула крышку чемодана и принялась бегло просматривать коллекцию. Есть разница в том, как стукаются друг о друга компакт-диски (резко и отрывисто) и кассеты (мягко и глухо). Пластинки перекладываются со вздохом. Как часто доводилось мне класть пластинку из Его или своей коллекции в чемодан. Иногда я совала туда и кассету или компактный диск.

Я вытащила свою банную сумку из дорожной. Подошла к столу, залезла под него и сунула вилку в розетку. Набрала на экране Его компьютера: «Уехала рейвоватъ. Не беспокойся обо мне. Все здесь распродай. Морверн». Звучала Connection (март 1969-го). Я выключила проигрыватель, вынула компакт-диск, положила его в футляр и бросила в чемодан. Защелкнула замки и попробовала поднять его. Ничего, вот только кассеты о дно стучат.

Достав письмо от Его адвоката, я пропустила кусок, касающийся перевода денег на мой счет, и всю эту лабуду насчет налогообложения. Там еще говорилось, что я должна сообщить адвокату Его последний адрес. И о том также, что они могут консультировать меня насчет вложений, поскольку у конторы многолетний опыт по части дельных советов. Я нашла то место, где обозначалась сумма, которую налоговое ведомство в конце концов позволило им перевести на мой счет.

Взяла из шкафчика плеер и положила его в карман кожанки. Даже не оглянулась – просто потянула ручку двери, как могла мягко, а потом просунула ключи внутрь через щель для почты.

Дождь падал стеной, улицы были пустынны, но я шла бодро. Капли стучали по кожаной куртке и чемодану. Мои часы показывали около трех.

Добравшись до банкомата, я сунула в щель карту и проверила баланс. Он перевел на меня наследство своего отца: сорок четыре тысячи семьсот семьдесят один фунт семьдесят девять пенсов.

Я затрясла головой, смахивая капли дождя, которые падали с крыши. Сняла дневной лимит в двести пятьдесят фунтов. Обвела взглядом пустынный порт. Волны всё бились о дамбу.

В полпятого утренний подкидыш компании «Альгинат» довезет меня до концессионных земель, где я смогу пересесть на автобус из Центрального пояса. Несколько дней проведу в Лондоне. А пока надо было убить больше часа. Я стала взбираться по лестнице Иакова под дождем, к «причуде», странному сооружению из камня, глядящему на порт сквозь тучи брызг. И по-прежнему ничего было не разобрать за тучами в той части перевала, где раскинулась Его деревушка.

* * *

Впервые вернувшись на курорт, я села на балконе снятой мною квартиры и наблюдала, как меняется свет на море. Я-то думала, вот переберусь сюда жить и стану обрабатывать воском ноги и линию бикини. Затем меня осенило: с воском возятся лишь для того, чтобы сэкономить время и не брить их каждое утро, но, в конце концов, время стало той вещью, которую я могла тратить на себя, так что теперь я брила ноги каждое утро.

Говорят, ногти быстрее растут летом и некоторое время после смерти. Теперь, когда отпала необходимость горбатиться в супермаркете, мои ногти выглядели великолепно. По утрам я удаляла кутикулы, затем подрезала заусеницы.

Первые дни, боясь пропустить хоть мгновение прекрасных восходов и закатов, я сидела на балконе – доводила до совершенства свой загар и наносила основу для лака на ногти на руках. Проходил час, и я снимала слой основы, перекрашивала ногти, удаляла лак и опять наносила, просто так, ради самого ощущения.

Я пользовалась жесткой стороной пилочки для ногтей, обрабатывая ногти на ногах, и дольше держала на них средство для удаления кутикул. Вставляла между пальцами разделители и наносила основу, два цветных слоя и один защитный. Я использовала тот же лак, что и для ногтей на руках: медная слива и фуксия.

И пока я всем этим занималась, звучала музыка – неслась из новехонькой стереосистемы «Сони HCD D109», приобретенной с доставкой. В придачу я получила бесплатный тостер, утюг и фен, но стояла слишком жаркая погода, чтоб пользоваться чем-либо из этого.

Я все больше слушала рейв, всякие сборники: Room 208, записанный FSOL, Orbital и Computer Love группы Kraftwerk. По утрам я ставила Cucumber Slumber группы Weather Report из их альбома Mysterious Traveller или заглавную композицию из альбома Брайана Эно Here Come The Warm Jets. Специально для купания я записала девяностоминутную «пленку солнечного света»:

После сидения на балконе кожу стало пощипывать. Над порами высыпала тьма крохотных пузырьков, не больше булавочной головки. По плечам и – что еще хуже – на бедрах, где каждое утро их срезала бритва. Через неделю краснота, оставшаяся на месте этих пузырьков, перешла в цвет начищенной бронзы, а когда я стала загорать подолгу, сквозь увлажняющий крем, наносимый по всему телу, проступил мощный золотой загар. Легкий загар необходимо поддерживать, по несколько минут подставляя себя солнечным лучам каждый день. Иначе вы не сможете купаться часами и жариться на пляже. А уж когда все ваше тело становится бронзовым, можно заявляться на рейвы в очень коротких одежках.

Мое тело сделалось таким смуглым, что, сжимая в руке стакан, я замечала: ладонь кажется розовой, как у младенца, а проходя мимо зеркала, говорила себе: надо же, молоко, что я пила, выглядит бледным на губах.

Что-то библейское было в пути, ведущем от моего жилья к пляжу, в том, как свирепо обрушивались на него лучи солнца. Пыльная тропа тянулась мимо римского ирригационного водовода к лимонным и абрикосовым деревьям. За кипарисами топотал пастух, пасущий коз, позванивали крохотные бубенцы на козьих шеях.