Книга Как если бы я спятил - Михил Строинк

— Да, о нашем уговоре, господин Смюлдерс. Уговор дороже денег! Если вы, конечно, не передумали, — на последнем предложении я слегка заикаюсь. Очень хорошо! Теперь очередь Смюлдерса.

— Да, уговор. В том числе. Ты идешь на поправку. Прогресс налицо! Я слышу, что тебя даже хотят выписать. И когда я это слышу, я все-таки немного беспокоюсь. Беспокоюсь о нашем соглашении. Станешь ли ты его придерживаться, когда выйдешь на свободу?

Ну вот. Я так и знал. Он сдрейфил. Он боится за свою шкуру. И сейчас все зависит от меня. Так же как и полгода назад. Надо постараться его убедить.

— Вообще-то я очень доволен нашим уговором. Он ускорил мое излечение. Впервые мне удалось освободиться от своего прошлого и сосредоточиться на будущем.

— Да, да, на будущем. А ты уже придумал, как вернуть свои деньги в этом будущем? — Смюлдерс стоит ко мне спиной со стаканом виски. Он смотрит в окно на сад. Наверное, сейчас моя команда играет там в петанк.

— Нет, я не хочу возвращать свои деньги. Это вообще не мои деньги. Я же не зря решил от них отказаться. Эти нелепые деньги были частью моего нелепого прошлого. Под этим прошлым подведена черта. Я от него отрекаюсь, — я сам немного пугаюсь такой тирады. Уж больно она откровенна.

— Ты решил от них отказаться?

— Да. (Взгляд лабрадора, едва заметное подергивание плечами.)

И снова кажется, что время остановилось. Смюлдерс хрустит костяшками пальцев и наконец отвечает.

— Ты прав. Это было твое решение. И думаю, лучшее.

Так это была просто уловка. Он лишь искал подтверждения. Он хотел внушить мне, что это мой выбор. Смюлдерс крепко держится в седле и никому не позволит себя оттуда сбросить. Сейчас он сидит еще прочнее. Вот что ему требовалось.

На столе лежит листок бумаги и ручка. Смюлдерс пододвигает их ко мне. Это, несомненно, документ, в котором я отказываюсь от денег. Я даже его не читаю. Ужасный шрифт, бланк тонкий, как пергамент. Меня тошнит, и я быстро ставлю свою подпись. И одновременно черту под своим прошлым. Все. Оставьте меня в покое. Теперь я хочу только вперед.

— Хорошо. Теперь поговорим о другом. Ты великолепно расписал стену. Я так понимаю, ты снова увлекся живописью?

— Да, господин Смюлдерс. Живопись — моя новая страсть.

— Прекрасно. Похвально уметь увлечения. Продолжай рисовать, мой мальчик, желаю тебе всяческих успехов в твоей дальнейшей жизни.

Его протянутая рука означает «поздравляю, спасибо за игру и всего наилучшего». Я с облегчением прощаюсь с самым страшным психиатрическим пациентом в моей жизни. В коридоре меня поджидает охранник.

— Пошли.

Чем скорее, тем лучше.

— Если поторопимся, то я еще успею сыграть в настольный теннис.

89

В саду вокруг теннисных столов сгрудились пациенты и сотрудники. Я тут же вспоминаю Метье и надеюсь, что это столпотворение не предвещает ничего дурного. Заслышав радостные вопли, я понимаю, что все в порядке, и подхожу ближе узнать о причине веселья.

По одну сторону стола размахивает ракеткой спортивный тренер нашей больницы. Этакий перекаченный «спортсмен Билли»[51], который раньше всегда был отличником по физкультуре, потом получил спортивное образование и теперь считает, что весь мир держится на спорте и спортивных достижениях. На нем майка без рукавов, а под мышками большие разводы от пота.

Его противником выступает Гровер. В своей майке-поло восьмидесятых годов и сочетающейся с ней бейсболкой «Daf-tracks»[52]он достоин персональной фотосессии. К тому же, сейчас за игровым столом он вытворяет чудеса. Новость мирового значения в нашем крошечном мирке.

Я протискиваюсь вперед и оказываюсь рядом с Франком. Я спрашиваю у него, какой счет.

— Невероятно! Наш бисквитный монстр — прирожденный теннисист! Режется, как Рафаэль Надаль. Ни одной ошибки! Топ-спин, слайс, слева, справа — уму непостижимо! Потрясающе! Прямо Форрест Гамп! Он непобедим! Ты знал?

Нет, я не знал. Гровер никогда не играл со мной на счет. И выдающихся способностей я у него не замечал. Но сейчас он показывает настоящий класс! Как будто сражается за последнюю булочку в мире. Спортивному тренеру он не по зубам, тот разбит наголову и сваливает свое поражение на солнце. Гровер принимает восторженные поздравления и продирается сквозь толпу, чтобы выкурить сигаретку на лавочке. Матч года расшевелил других любителей настольного тенниса, и вот уже следующая партия в самом разгаре.

Я в изумлении подсаживаюсь к Гроверу.

— Поздравляю. Я и не подозревал, что ты такой профи.

Гровер отвечает кивком головы и выдувает сигаретный дым чуть сильнее обычного.

— Но почему мы с тобой никогда не играли на счет?

Гровер пожимает плечами:

— Ты бы все равно проиграл.

— Ну и что?

— Ты бы проиграл и не захотел бы больше играть без счета. А когда мы играем без счета, мы оба в выигрыше.

— Знаешь, Гровер…

Гровер тушит сигарету и поднимает на меня глаза.

— Меня, возможно, скоро выпустят.

Он сжимает губы и сглатывает, медленно кивая в ответ.

— Я так и думал… это хорошо. Тебе не место взаперти. Тебя вообще не стоило здесь запирать.

Гровер неспешно поднимается, берет пинг-понговый мячик и подбрасывает его вверх. Мячик приземляется на моих коленях. Мы идем к освободившемуся теннисному столу. Чтобы сыграть без счета.

XII

90

Из «Радуги» просто так не выпускают. Тебе разрешают покинуть больницу только при наличии «социальной сети поддержки». Это больничный термин, подразумевающий надежное окружение: друзей, родственников, на которых можно опереться. Люди, которые о тебе позаботятся, если ты снова свалишься в пропасть.

Друзей у меня нет. Во всяком случае, уже нет, ведь я отлично понимаю, что Грегор и Флип косвенно связаны с тем, кем я был во время совершения преступления. Когда-нибудь я к ним вернусь, но сближаться с ними, пожалуй, не стоит. Значит, остаются родители.

Вот почему я так плохо спал и беседую сейчас со своим отражением в зеркале. Сегодня я увижусь с родителями и страшно мандражирую по этому поводу. В последний раз я испытывал нечто похожее, когда сдавал экзамен по плаванию. В одежде, готовый прыгнуть на глубину[53]. Не знаю, отчего вдруг именно этот эпизод возник в моей голове, но я четко помню, как стоял там тогда. В неудобном облачении, продрогший, предпоследний в группе. Полный решимости выплыть во что бы то ни стало. Мои родители сидели на трибунах среди публики. Я не осмеливался на них смотреть. Я боялся, что завалю экзамен и разочарую их. Специально для этого события они купили мне одежду полегче, из синтетики.