Книга Последний мужчина - Михаил Сергеев

— Так ведь отчаянный злодей не может понять бесчеловечности своего поведения! — возмутился Меркулов.

— Вот! Вы так и думаете, — голос собеседника чуть не сорвался на крик, — уже почти все! Начиная от убийц «в абсолюте», нелюдей, рождённых заокеанской культурой, вы внушаете нам, что такие существуют! Пытаетесь ваять уже свой слепок. А ведь это не так! Нет среди подобий Творца места таким личностям. И умысел перед небом — наг. Не подменяйте Его, не создавайте прокажённых. Ведь зритель верит. А некоторые начинают подражать. Вы забираете у них жизнь. Убийцы — вы. Аллеи могил жертв девяностых не их. Это ваши надгробия. Ваши! И тяжесть почувствовать придётся.

Режиссёр поднял на говорившего глаза, едва сдерживая волнение. Сергей силился также выглядеть спокойным:

— Да, да… Убийство плоти прощается. Так-то… — он помолчал. — А теперь оглянитесь на мир искусства, мир, где протекали десятилетия вашей жизни. Много вспомните творцов, сознающих это? Зато будете перечислять без умолку тех, кто мечтал сыграть Гамлета! Ради чего? Себя ведь не обмануть. Ради признания права коснуться «великого»! Какая уж там любовь или добро. Ради него, родного. Вот настоящая пропасть, провал, из которого выберутся единицы. Но главные стряпчие — вы! Актёры и артисты лишь пешки в ваших руках, в продиктованных вами требованиях, в поставленных балетах, снятых фильмах, шоу. Олег Дорман отказался от «Тэфи» со словами: «Получив в руки величайшую власть, какой, увы, обладает у нас телевидение, его руководители, редакторы, продюсеры, журналисты не смеют делать зрителей хуже. Они не имеют права развращать, превращать нас в сброд, в злую, алчную, пошлую толпу. У них нет права давать награды». Дорман упустил слова «хореографы, драматурги, музыканты». Но верю, верю ему, и в то, что подобные примеры не заставят себя ждать, тоже верю.

Тягостная тишина отняла несколько минут. Гость медленно вернулся к столу, однако садиться не спешил.

— Но и вас, простите, можно обвинить в пристрастии к определённым кумирам, — стараясь говорить ровно, произнёс хозяин.

— Можно.

— Ну вот вы и попались! — Чувствовалось, что Меркулов взял себя в руки.

— На что-то в жизни каждый попадается. Попался же Дали женщине.

— Вы о Гала? — режиссёр скривился.

— Верная реакция. Она, конечно. Родись в деревне простой крестьянкой, не избежать бы ей обвинений в колдовстве. Помните фотографию? Чёрные дугами брови, пронзительные с испепеляющим взглядом глаза. Даже плотно сжатые губы не могут скрыть присутствия демонического начала в облике этой потомственной русской аристократки. Кстати, в известной передаче об экстрасенсах ведьмы видны сразу. Их облик источает одно — желание власти над проходящим мимо. Однажды проходил Дали. Так он и стал результатом гремучей смеси коммунистов, Пикассо и Гала.

Сергей наконец присел.

— Позвольте. С первыми понятно, нахватался в группе Бретона — отца сюрреализма, что призывал к коллективному вступлению в компартию, «осознавая близость её целей с их устремлениями».

— Даже так? Не знал. Но какова фраза! Только вдумайтесь, просто приговор!

— А вот Гала… мне думается иначе. Все-таки Дали её духовный отец. По крайней мере, он так заявлял.

— Нет уж. К счастью, столь любимой вашим братом недооценке женщин препятствует известная фраза — «ищите» её, подлую. Это с Гала он стал одержим идеей собственной исключительности, издеваясь над светской «тусовкой», нуждающейся, по его же словам, лишь «в окружении одноногих педерастов и наркоманов»…. И снисходительно «присоединился к толпе калек, набросивших прочную петлю снобизма и декадентства на шею аристократии», — всё его слова. А аристократия, по-нынешнему «элита», и есть поклонник и промоутер этих «одноногих» сегодня! Потому как сами инвалиды. Вот из своих детей пусть и делают клоны, а к моим не прикасаются! — Он с силой стукнул кулаком по столу. — Подозреваю, что Дали уже тогда понимал, как мало искусства в том, что предлагал людям, цинично заявляя: «У общества, которое восторгалось мною… я хотел всего-навсего отобрать немного золота». Это с ней, с Гала в «Десяти правилах» он обращался к собратьям по холсту — «…лучше быть богатым… делать так, чтобы твоя кисть рождала золото и драгоценные камни». Сказано прямо. Не списать на тройственный смысл и не обойти. Прокалывался. Иногда становился тем, кем и был в действительности. Просто бежал от понимания собственного неблагополучия, ухватясь за руку женщины, пока у той был к нему интерес. А изуродованные парой поклонники придумывали названия «увиденному» в работах, чтобы не выглядеть дураками. Чего только стоит определение «квинтэссенция духовно-мистического экстаза»! Да какая уж там духовность? Пустота.

Меркулов рассмеялся. Сергей тоже с улыбкой покачал головой:

— Представляю, как хохотал над «почитателями» под абсент. Пелевин тоже его понял.

— Впрочем, что удивляться, — хозяин посерьёзнел, — золотишко-мелочишко. Тот же Бретон порвал с ним, обвиняя Дали в алчности, и посвятил ему анаграмму «алчущий долларов».

— Да великий сюр и не скрывал своего пристрастия, откровенно говоря, что после Гала он больше всего любит деньги. И ради этого «не курил, не кололся и не нюхал»… почти. Вёл относительно здоровый образ жизни много лет. Представляете, какова может быть власть сусального тельца и страха потерять признание! Воистину нет преступления, на которое не пойдёт художник ради обладания ими. А скольких умертвит! Сутенёр хренов.

— Сутенёр?

— Мастер-сутенёр! Это вам не в подворотне предлагать десяток проституток. Здесь масштаб! Растление человечества! А современные последователи бросают в разожжённую им топку следующее за ними поколение.

— Ну, все мы не без греха. Впрочем… оставим это, — произнёс Меркулов, не совсем соглашаясь с гостем, что и почувствовалось в последней фразе.

— Согласен, — парировал Сергей, — думать легче, чем примерять на себя сказанное.

— Да, думать самому — недосягаемая способность, — оставив, к удивлению гостя, смысл сказанного без внимания, пробормотал Меркулов. Было очевидно, что мысли его уже далеко. — Полагаю, здесь долго ничего не изменится. А что же делать с «Возрождением»? Как быть с Микеланджело? И в какой, позвольте, театр ходить сегодня? — Он неожиданно повысил голос.

— Хороший вопрос, — Сергей задумался. — И ответ есть. В книге.

— В какой?

— В той, которую вы прочли, — он указал на подоконник.

— Хотите добавить «и не понял»? — хозяин кабинета хотел что-то добавить, но удержался.

— Ни в коем случае! Тогда получится, и моя книга не для каждого.

— Так вы и пишете — «Только читателям старше тридцати пяти лет»!

— Здесь другая причина.

— Какая, интересно?

— Зря иронизируете.

— Поясните.

— Молодых людей, конечно, можно заставить прочесть в школе «Братьев Карамазовых», но они ничего не поймут. Впрочем, как и «Бесов» — крикуны с Болотной. А вот Достоевского больше в руки не возьмут. Отшибли. Каждый роман для своего возраста. Как и моей дочери эта книга. Как и ее ребенку.